Лондон. Март 1934 г

Рэйчел не на шутку взялась за Гурьева. Начало сезона в свете было не за горами, поэтому, по её глубокому убеждению, им следовало поспешить. Портные, обувщики, галантерейщики, парикмахер… Изготовить клюшки для гольфа, соответствующие росту Гурьева, тоже оказалось далеко не простым делом и стоило целое состояние. А костюмы для верховой езды, а охотничий наряд?! Гурьева это бесило, но он старательно не подавал виду. Больные люди, думал он с жалостью. Сколько суеты. Это ещё была никакая не светская жизнь, а всего лишь подготовка к ней, но у него уже рябило в глазах. И ему приходилось выслушивать лекции об устройстве этого мира, в котором Рэйчел, не смотря ни на что, чувствовала себя, как рыба в воде.

Вот так, слушая её, глядя в её сияющие глаза, думал Гурьев. Вот так всё это и происходит. Ты просто всё отдаёшь, Рэйчел. Всё, что знаешь, умеешь и можешь. И у тебя так хорошо получается, Рэйчел. Ты так радуешься их успехам, Рэйчел. И влюбляешься в них. Ведь мы так любим то, что создали своими руками! Разве можно быть такой щедрой, Рэйчел? Мне страшно, дорогая. Откуда черпает силы твоя душа, Рэйчел?! Не иначе, как из воздуха, из звёздного света, Рэйчел. Наверное, она тоже была такой. Та, про которую рассказано в Книге Книг. Да, да, – именно такой она и была, и кто-то, влюблённый в неё, написал о ней. Как умел, – самыми простыми, самыми главными словами. Она просто светила всем вокруг, ничего не требуя взамен. Точно так же, как ты. Конечно, всё было именно так… Что же мне делать, Рэйчел? Как мне сберечь твой свет? Ох, какие же они все идиоты. Господи. Рэйчел. Да что же это такое?!

Он видел – и всё понимал. Понимал, что это такое. Это проклятый мир, равнодушный до такой степени, что трепетные и ранимые души ощущают его безжалостным. Это не так, разумеется, – просто ему всё равно. Даже тогда, когда в него приходит такое чудо, как ты, Рэйчел. И свет. Наверняка они не считают тебя по-настоящему своей. И дело даже не в русской матери, не в том, что ты почти бедна, и даже не в том, что ты делаешь. Просто ты не такая, как они. Они это чувствуют. А я? Что чувствую я? Господи. Рэйчел. Если бы я мог. Если бы я имел право.

Жильё они нашли тоже – неделю промучившись в пансионе, Гурьев взвыл, так что Рэйчел, преисполнившись сострадания и мобилизовав некоторое количество своих знакомых, сняла ему просторную студию на верхнем этаже дома в районе площади Кавендиш, под самой крышей. Вот и чердак, улыбнулся Гурьев, когда они посетили его будущее жильё с ознакомительным визитом.

– Да-а, – протянула Рэйчел, обозрев «чердак». – Это же нужно ещё обставить, как следует! – И спросила с беспокойством: – У вас ещё остались деньги, Джейк?

– Не тревожьтесь, – он улыбнулся. – Кстати, вы до сих пор не предложили к оплате ваши счета, леди Рэйчел.

– Я сделаю это на днях, – она вспыхнула.

– И вы так и не представили меня до сих пор вашему брату.

– Это ещё зачем?! – удивилась Рэйчел.

– Затем, что это необходимо, – прищурился Гурьев. – Мы ведь партнёры, помните? Вы занимаетесь моими проблемами, а я – вашими.

– О каких проблемах вы говорите? – тихо спросила Рэйчел. – Я вас не совсем понимаю.

– Ему двенадцать лет, леди Рэйчел. Почему он не в Итоне?[18] Или ещё где-нибудь, где положено учиться мальчикам его круга?

– Всё-таки некоторых вещей вы определённо не знаете, – Рэйчел поджала губы. – В Итон сэр Эндрю должен отправиться осенью. А сейчас он готовится к этому. Хотя… Я не уверена, что смогу отдать Тэдди в Итон, – Рэйчел отвернулась. – Он… Собственно говоря, это не ваше дело. Я оплачиваю педагогов, и… Он очень привязан ко мне, а я – к нему, не смотря на…

Она окончательно смешалась и замолчала, кусая губы и теребя ленту на поясе. Гурьев испугался, что довёл её до слёз, заговорил поспешно:

– Этого мало, леди Рэйчел. Мальчику нужен старший товарищ, друг. Ему ведь наверняка одиноко.