Сумихара проснулся от прикосновения Гурьева, сел на постели. Он спал по-европейски, на кровати. Посмотрел на гостя, нахмурился:
– Ты почему входишь, как синоби?[15] Я ждал тебя в миссии. В чём дело?
– Я не знаю, извините, Ясито-сама, – пожал плечами Гурьев. – Это ведь вы позвали меня. Что-нибудь случилось, вероятно. Я решил, что, кроме вас самого, никому не стоит знать, что я здесь.
– Правильно, – Сумихара накинул на плечи китель мундира. – Это правильно. Тебе нужно исчезнуть. Эти разговоры… На переговорах о мире красные будут требовать твою голову. Разумеется, никто ничего предпринимать не станет, но тебе лучше скрыться. Так будет лучше для всех, в том числе и для твоего войска.
– Моего войска?
– А что же это? – улыбнулся Сумихара. – Сабуро-сан мне всё доложил. Ты не такой, как другие воины Пути. Ты очень, очень странный. Что-то есть в тебе такое, чему я никак не могу подобрать верного слова.
– Я проиграл, – Гурьев опустил голову.
– Нет, – возразил Сумихара. – Просто ты ещё очень молод, и тебе ещё многому предстоит научиться. Конечно, ты не выиграл войну. Ты и не мог её выиграть. Ты выиграл нечто, куда более важное. Людей. Их веру.
– Веру? – Гурьев сжал кулаки. – Веру?! Веру во что?! Ясито-сама, они…
– Они по-своему истолковали твою силу, Гуро-сан. Всё придёт в равновесие, когда ты наберёшься опыта и знаний. Поезжай в Нихон,[16] и немедленно. Потому что я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Пока я ещё здесь.
– Пока?
– Меня отзывают домой, – настал черёд Сумихары опустить голову. – Это тоже одно из условий мирного договора. Я слишком явно встал на сторону русских, Гуро-сан. Это многим не понравилось.
– Простите меня, Ясито-сама.
– Ты здесь ни при чём, – Сумихара посмотрел в ночь за окном. – Я сам принял это решение. Я пойду до конца. Буду драться. Ты можешь рассчитывать на меня.
– Почему, Ясито-сама?
– России и Нихон не нужно воевать друг с другом. И никогда не было нужно. Мы просто пошли на поводу у жадных и недалёких, примитивных червей, не понимающих, что такое Долг и Дух. Конечно, нужно положить немало труда, чтобы русские окончательно, по-настоящему поняли это, осознали свою миссию. Но у них… У вас, – есть это стремление к Духу. Мы, японцы, уже почти подошли к этому. Почти. А остальные… Остальные, – они просто обречены. Все наши войны – это ведь лишь подготовка к главной битве. Самой главной.
– Вы христианин, Ясито-сама, – удивлённо проговорил Гурьев.
– Да, – согласился Сумихара. – Но, разумеется, тайный. Это немодно теперь дома. Но дело не в этом. Что-то произошло. Я не знаю, как выразить то, что я предчувствую. Что-то важное. Но что? – генерал посмотрел на Гурьева. – Поезд в Дайрен уходит сегодня рано утром. Твои документы, – он достал из внутреннего кармана плотный узкий конверт и вручил его гостю. – Возьми бумаги и уезжай. Там ещё деньги. Немного, но тебе хватит, чтобы добраться. Будь осторожен, Гуро-сан. Путь никогда не был лёгким. А теперь… Я желаю тебе удачи.
– Да. Это мне понадобится. Спасибо, Ясито-сама. Мы ещё встретимся. Прощайте.
Гурьев поднялся и вышел, – так же незаметно, как вошёл. Немного постоял на крыльце. Впереди снова ждало неведомое. Ну, да не привыкать. Гурьев вздохнул полной грудью и шагнул во тьму.