Ей никто не ответил. Сделав вид, что она рассержена нерасторопностью прислуги, Рэйчел, развернувшись, почти выбежала из гостиной:
– Джарвис! Кто…
Вместо камердинера целиком взору Рэйчел предстали лишь его ноги в начищенных до блеска ботинках, а над ногами – совершенно невероятных размеров корзина с орхидеями, распространявшими такой аромат, что у Рэйчел закружилась голова.
– Что… Что это значит? – пробормотала она.
– Это значит – я покорнейше прошу простить меня, леди Рэйчел, – тихо сказал Гурьев, возникая у неё за спиной.
Нет, ну, это же невозможно, на самом деле, жалобно подумала Рэйчел. Я не могу. Что же это такое?!
Она позорно бежала с поля боя. И закрылась у себя в кабинете, надеясь как следует всплакнуть. Но ничего у неё не получилось, потому что раздался стук в дверь, и она услышала голос мальчика:
– Рэйчел… Это я. Открой. Пожалуйста!
Несколько секунд поколебавшись, она открыла дверь. Тэдди торопливо проговорил:
– Рэйчел! Ты не сердись! Ну, пожалуйста! Это было так здорово! Я даже не подумал, что ты будешь волноваться… Я… Мы… Мы больше так не будем! Не сердись, Рэйчел!
– Я не сержусь, сэр Эндрю Роуэрик, – улыбнулась она, закусив нижнюю губу, чтобы не разреветься.
– И на него не сердись, – тихо сказал мальчик. – Рэйчел, прошу тебя.
– Не буду.
– Правда?! – глаза у Тэдди засветились.
– Правда. Где он?
– Кто? Джейк? Он в гостиной.
– Он… не ушёл?
– Он не уйдёт, Рэйчел, – Тэдди перестал улыбаться. – Он не уйдёт. Это же Джейк, понимаешь, Рэйчел?! Он не уйдёт.
Он уйдёт, с тоской подумала Рэйчел. Он уйдёт, потому что он дал слово. Это же Джейк, понимаешь, Тэдди?!
Лондон. Апрель 1934 г