Алина мягко улыбнулась и, подогнув ногу, положила на неё мой блокнот. Разделив страницу пополам, она подписала столбцы аккуратными печатными буквами.

— Фьючерс торгуется на бирже, а форвард нет, при заключении контракта продавец и покупатель не имеют никаких биржевых гарантий, а в случае с фьючерсом интересы участников контракта защищает клиринговая палата, — Алина так воодушевилась, что забыла зачем пришла ко мне. Щеки ее раскраснелись, ей явно нравилось произносить эти невозможные слова, — Частота поставки фьючерса 2–5 %, у форварда она 100 %-я…

С ее плеча соскользнула бретелька, и я понял, что дальше слушать не смогу. Я накрыл ее ладонь своей, этим молчаливым жестом призывая остановиться. Карандаш замер на полуслове, Алина подняла на меня испуганные глаза.

— Зачем ты пришла? — Спросил я, придвинувшись ближе, так что теперь наши плечи соприкасались.

— Если бабушка с дедушкой до января не выкупят землю, на которой находится оранжерея, ее снесут. У них мизерные пенсии, которых с уплатой ежемесячной ренты едва хватает на еду. 150 тысяч им за оставшееся время никак не собрать. Поэтому я должна это сделать. 20 тысяч у меня осталось и 40 я заработаю. А 90… - Алина смутилась, — твоё предложение, оно… я все отдам! Три месяца и я верну тебе назад всю сумму!

— Алин, — перебил я ее, — одно из правил нашего деда, который, поверь, очень дружит с деньгами, не предлагать финансовую помощь дважды. Никогда. Ты отказалась от денег, когда я тебе их предлагал.

Алина смотрела на меня почти с отчаянием, словно не верила своим ушам.

— Но ты можешь заработать их, если согласишься стать моим репетитором по РЦБ. Скажем, я буду платить тебе 5 тысяч за час объяснений всего этого дерьма. Что скажешь?

— Я люблю их, как своих. Я не переживу их отчаяния. У них больше ничего нет, — прошептала Алина, смело глядя мне в глаза и заставляя сердце пылать, — эта старая оранжерея их главное воспоминание о жизни, которую они доживают. Я согласна стать твоим репетитором.

Я качнул головой. Алина снова вернула меня туда под стеклянный купол, где мы танцевали под музыкальные отголоски прошлого между кадками пальм, разбитыми временем. Глаза Алины вновь заволокло слезами. Я протянул руку и успокаивающе провёл пальцами вниз по ее плечу.

— Все будет хорошо. Иди ко мне.

Алина молча придвинулась ближе, и тепло ее кожи обожгло меня. Она осторожно, будто боялась, что я смахну ее руку, коснулась пальцами моей груди, задержалась у сердца и повела их ниже, медленно обводя мышцы живота. Я почти не дышал. Ее пальцы достигли края моих спортивных штанов. Она обхватила их широкую резинку так, что большой палец оказался под ней, и подняла на меня глаза. Я потянулся к выключателю и погасил ночник. После чего одной рукой сгрёб Алину в охапку и бросил к себе на кровать.

Если при свете я ещё как-то мог сдерживать себя, то в темноте совершенно утратил контроль. Ее губы были податливыми и мягкими, обхватив меня за шею, она скользнула языком ко мне в рот. Я коленом раздвинул ей ноги, проведя рукой по внутренней стороне бедра. Алина стянула с себя майку и прижалась ко мне. Я уже не мог оторваться от неё.

Слегка засасывая кожу, я прокладывал поцелуями дорожку от ее шеи вниз по ключице. Когда же я обхватил губами ее сосок, девушка тихо застонала, вцепившись пальцами мне в волосы. Я спускался ниже, пока не столкнулся с шортами, которые все ещё были на ней. Я взглядом спросил разрешения, и глаза Алины согласно сверкнули в темноте. Я рывком сорвал с неё пижаму, и теперь ее полностью обнаженное тело, подсвечиваемое луной, подглядывавшей через окно, выгибалось от желания прямо передо мной. И я сделал так, чтобы она кончила. Когда ее тело содрогнулось от волны удовольствия, я поцеловал её в живот и поднял голову. Алина сползла ниже и впилась в меня губами. Ее руки решительно схватились за край моих боксеров, но я, предвидя ее намерение, не дал снять их с себя.

— Что не так? — Хрипло шепнула Алина, обхватив рукой твёрдое доказательство моего к ней желания.

— Сегодня мы дальше не пойдём. Я не хочу, чтобы ты на утро об этом пожалела, — решительно ответил я.

Алина хотела возразить, но я заткнул ее новым поцелуем. Она все ещё слабо сопротивлялась, но я быстро завернул ее в одеяло и прижал к себе. Она поворчала ещё минуту, а потом, уткнувшись носом мне в грудь, уснула, пока я преодолевал себя, убеждая, что все сделал правильно. Алина была девственницей, и я не имел права так поступать без ее осознанного на то согласия.