Моргана засмеялась, но как-то не слишком весело.

— Просто когда пойдем, надо будет убедиться, что именно тот мужик сидит за кассой.

— Предположительно лет пятидесяти, — продолжила Ундина. — Кепка как у водителя, а задница — как у водопроводчика.

— Который просто не может сказать «нет» маленькой милашке.

— А ты плохая девочка!

— Ты даже не представляешь насколько. — Моргана засмеялась грудным смехом. — Изобразим что-нибудь в стиле «девочка на девочке», чтоб ему было о чем грезить всю ночь? Это же просто семечки, детка! Пустяки!

Ундина задумалась: чем же Моргана так привлекает ее. Она была такой напористой, а ее желания — такими конкретными, но что творилось в голове у этой девицы?

— Ну ладно. Я заеду за тобой в семь.

— Идет, в семь.

Ундина кинула телефон на кровать, пригладила косички и обратила внимание, как часто колотится сердце. Также она заметила, что нарисовала еще одну бабочку на листке, на котором пока стоял лишь праздничный заголовок. Ничего особенного, просто набросок, но что-то в этом последнем рисунке тревожило ее. Упрямыми толстыми линиями там было начерчено злобное лицо, глядящее с туловища насекомого. Разорвав первый лист, Ундина начала работу по-новому и засиделась до заката. Она рисовала тельца с крыльями, деревья, червяков — все образы из своих снов, какие удавалось припомнить. Рисование всегда помогало ей прийти в норму. Опустошая колодец наваждений, она могла менять курс, по которому двигалось ее сознание. Когда она приходила в себя, на листке оставался созданный ею мир — не настоящий, но очень на него похожий.

Через некоторое время пробило семь. Ундина к тому времени составила список гостей и перечень закусок, которые они с Морганой могли приготовить за пару часов, причем оба листа оказались испещрены изображениями бабочек — но Ундина даже не помнила, как нарисовала их. Вздохнув, она вывела затейливую завитушку поверх одной из них — у которой было лицо темноволосой девушки, виденной во сне. Заостренное, милое лицо с тонкими темными бровями и вздернутым подбородком, с задорным, внимательным взглядом и остренькими зубками, выступающими из-под тонкой, но выпуклой губы.

«Моргана!» — прошептала про себя Ундина и засмеялась, направляясь в душ.

Моргана д"Амичи придвинулась к зеркалу, изучая свое лицо с той же основательностью, с какой подходила ко всем проблемам. Она рассматривала его, мерила взглядом, отмечая сильные и слабые стороны, а потом принималась совершенствовать. Лицо ей досталось неплохое — невинные глаза небесной синевы под изгибами черных бровей, россыпь веснушек на дерзко вздернутом носике. Вот только щеки слегка полноваты, а губы несколько тонки, но зато волосы просто замечательные: густые, темные — как думала Моргана, благодаря наследственности отца-итальянца, хотя тот сам и был блондином. Моргана любовалась своей шеей, изящными ключицами под сияющей кожей и впадинкой, возле которой они встречались. В общем и целом Моргана была хорошенькой семнадцатилетней девушкой — ей многие об этом говорили.

Но никому из этих людей нельзя было знать правду. Только сама Моргана знала, что достичь настоящего совершенства ей мешают некоторые мелкие недостатки: губы тонковаты, вихор падает на лоб — она скрывала его под волнообразной челкой, а еще у основания розовенького пальчика имеется шрам. И вот еще крохотный тонкий волосок у брови, а ведь на годовой запас депиляционного воска она потратила половину чаевых за прошлую неделю — Моргана работала барменом-бариста в «Кракатау», самой посещаемой кофейне на юго-востоке Портленда. К тому же мать подарила ей шикарный набор пинцетов.

— Все на месте, дорогая? — В дверном проеме появилась Ивонн д"Амичи.

Расхаживая взад-вперед по закутку между прачечной и спальней Морганы, где дочь разместила туалетный столик, Ивонн что-то бормотала себе под нос. Она привыкла к тому, что Моргана каждый вечер минимум по часу торчит перед зеркалом, но не могла удержаться от комментариев.

Взгляд Морганы снова вернулся к зеркалу.

— Мне казалось, ты сама хочешь, чтобы я хорошо выглядела, мамочка. Ты же всегда говорила, что хочешь для меня лучшей судьбы, чем досталась тебе.

Ивонн поставила белую пластиковую корзину на стиральную машинку и выглянула из окна маленького домика, в котором они жили с дочерью Морганой и сыном К. А. — названным так в честь Кевина Антони, отца Ивонн. Ядовито-оранжевый шар садящегося солнца прятался за парком.

Моргана понимала, что это удар под дых. Ивонн в свое время была очень хорошенькой. Не такой, как Моргана, но достаточно симпатичной, чтобы в 1986 году завоевать королевский титул на Фестивале роз и попасться на глаза придурку сыну одного из членов жюри, Филу д"Амичи, из компании «Д"Амичи и сыновья», владеющей самой крупной сетью бакалейных магазинов в Орегоне. И она действительно хотела для своих детей будущего получше, чем могла им предложить Стил-стрит — паршивая полоса асфальта, тянущаяся сквозь череду навевающих тоску трущоб в самый конец юго-восточного Портленда. Они поселились здесь, когда Фил-младший работал рассыльным на складе, дожидаясь, пока его жлоб папаша протянет ноги.