Эйвар, конечно, особенный. Возможно, все дело в том, что он никогда не делился с ней опытом из песен и книг. Разве сам Дайрсгау не стоял перед выбором, когда Аерон, получив власть, предложил и ему, принимавшему активное участие в перевороте, вернуться к должности, с которой его выгнала Фридесвайд? Разве Эйвар не сожалел потом о выбранном пути, когда Аерон заявил ему, что не может выдать наследницу престола за лорда-председателя Тайного Совета? Разве Эйвар не научился жить с последствиями принятых решений и не оглядываться на то, как могло бы быть?
Идель закусила губу. Дайрсгау почуял, что в женщиине идет какая-то борьба. И, похоже, та часть, на которую он ставил, победила: Идель мягко коснулась пальцев, сжимающих ее собственные, свободной рукой.
— Спасибо. Жаль, что лорд-констебль не понимает меня так же, как вы.
Эйвар поднес ее руку к губам и прижался к выступающим косточкам в долгом сухом поцелуе. Распрямился и отпустил. Он и так затянул с жестами. Идель кратко улыбнулась, взгляд ее все еще немного выдавал растерянность. Не сговариваясь, они вернулись к парапету.
— Теоданис не сможет понять вас, хотя и старается, поверьте, — заговорил Эйвар достаточно ровно. — И причина проста. Они, я имею в виду вашего отца и венценосного кузена, играют на виду. Они действуют открыто, публично, на них обращены тысячи взглядов. Мы с вами, миледи, пособничаем им из тени, из-за спины. Вы снабжаете армию и казну, я… Ха, так сразу и не скажешь! — Дайрсгау замешкался, стараясь не хвалить себя слишком активно перед Идель.
— Обеспечиваете государству выживание? — подоспела с подсказкой женщина. — От внешней разведки до защиты императора от собственной жены?
Дайрсгау хохотнул.
— Признаться, с последним зачастую труднее, чем со всем остальным. Леди Элиабель порой весьма импульсивна.
— Я поняла, что вы имеете в виду, ваше сиятельство. Но означают ли ваши слова, что, когда я единолично возглавлю герцогство, я перестану стоять с вами по одну сторону тени?
Эйвар затаил дыхание. Он боялся что-то сказать, чтобы не разрушить очарование, созданное этим, казалось бы, простым вопросом.
Мужчина подавил желание снова взять ее за руки. Осторожно потянул носом воздух и сам услышал, как организм подводит его: вдох получался рванным.
— На какой бы из сторон вы ни оказались, помните, что с той, где нахожусь я, вам ничего не грозит. И помните, что там, где нахожусь я, вам рады.
Идель окаменела на несколько долгих секунд — и выдохнула, окончательно расслабляясь.
Перед глазами простирался вызолоченный солнцем изумрудный дол, перевитый жилами рек, пламенеющий всполохами кентрантусов, васильков, маков и пижм. Воздух был свеж и обволакивал Идель пледом из ароматов.
— Спасибо, что приехали, граф.
Эйвар кивнул и повторил позу собеседницы, все еще нет-нет, украдкой поглядывая на нее. Идель напоминала ему статую: внутри нее таилось то же тихое благородство, какое свойственно по-настоящему высокому искусству.
— Думаю, ваших людей уже расположили и накормили с дороги. И мне немного неловко, что из-за прогулки со мной вы отдаляетесь от обеда, но, быть может, мы могли бы постоять так еще немного? — спросила женщина.
Эйвар усмехнулся в душе: пропустить один обед не так уж страшно. Обедает он каждый день. А вот побыть с Идель наедине ему точно удается нечасто.
— Разумеется.
Через два дня Эйвар, сопровождая Идель плечо в плечо, вышел с нею из чертога. Из-за обилия во дворе лошадей в нос ударил специфичный запах. А затем и звук — помимо ржания воздух гудел жужжанием мух и оводов.