— Маша, о чем задумалась? — обеспокоенно спросил меня парень.
Я философски глотнула вина и ответила:
— О превратностях судьбы: Янина сегодня стала прекраснейшей из женщин и по этой причине затаила обиду на Змея Горыныча; Елисей пытался слово свое сдержать — не приближаться к Кощею Бессмертному и едва не погиб от рук своего же охранника; я старалась ни во что не вмешиваться и чуть не погибла по глупой случайности.
— Ну и чего ты расстроилась? — поддержал меня Горыныч — горе-любовник. — Ведь все обошлось!
— Обидно, мы с Елисеем чуть на корм рыбам не пошли, а все стояли и лишь наблюдали, да еще видеосъемку вели, — я брезгливо положила на стол волшебный аппарат.
— Да щто ж ты так щпечалишься?!! Щничего бы с щтобой не щлучилось! — легкомысленно успокоил меня Соловей.
— Маша права, — неожиданно поддержал меня в моей печали Змей. — Ничего там не случилось бы только с Кощеем, он у нас бессмертный! Помереть не может!
В голове от расстройства шумело, очень хотелось поплакать. Или это не от расстройства? Кажется, опять наклюкалась!
— Чего это не может?! А как же всем известная поэтическая последовательность? В море-океане — дуб — сундук — заяц — утка — яйцо — игла? — и, подняв вверх указательный палец, продекламировала могильным голосом: — А на конце той иглы смерть Кощеева находится! Сломай ту иголочку и убьешь злодея лютого!
Артистизм, подогретый Горынычевским вином, требовал выхода. Я вновь отпила из бокальчика и ждала аплодисментов, но их не последовало. Посмотрела на окружавших меня сказочных персонажей и Костю, на их лицах был написан ужас.
— Что я опять такого ляпнула?
— Ты только что произнесла вслух самый страшный секрет Кощея Бессмертного, — бесцветным голосом сказал Горыныч.
— Надо же, тогда я больше не буду, — по-пионерски пообещала я.
— Ты еще кому-нибудь это рассказывала? — в голосе Кости было столько беспокойства.
— Ванятке, — удивилась я активировавшейся вокруг меня нервозности.
— А щбогатырям, щтарушкам, Ещлисею? — с подозрением уточнил Соловей.
— А они разве не знают? — растерялась я.
— Маша, смерть Кощея — это большой и страшный секрет! — внушал мне, как дитю неразумному, кареглазенький.
— Ну, тогда, чтобы мы с Ванюшкой не разбалтывали ваши страшные секреты, отправьте нас домой, — жестко отбрила я, слегка протрезвев.
— Щтак ты щтам, у щебя щдома, щвсем щразболтаешь! — упрекнул меня Соловей.