– Она, собственно говоря, одна, эта наша свидетельница, – заметила Рогерссон. – Ее собака ведь умерла. Еще осенью. Это, кстати, был королевский пудель. Его звали Сикан. Об этом она тоже упоминает в своем заявлении.
– Но постой, постой… – не дал ей продолжить Бекстрём. – Подожди минутку. Ты имеешь в виду, что старуха ходит по парку перед дворцом Дроттнингхольм среди ночи и таскает с собой дохлую псину?
– Мне ясен ход твоих мыслей, – кивнула Рогерссон и на всякий случай одарила его еще одной улыбкой. – Но, если я все поняла правильно, наша заявительница все годы, пока собака была жива, а Сикану исполнилось пятнадцать, прежде чем он умер, совершала одинаковую вечернюю прогулку с ним. Всегда шла одной и той же дорогой. От дома, где живет, на юг, юго-восток, вокруг парковочной площадки перед Дроттнингхольмским театром, а потом тем же путем назад. Это стало привычкой для нее, и она, очевидно, продолжала в том же духе и после смерти Сикана. Правда, в одиночестве тогда, конечно.
– Я по-прежнему ничего не понимаю. Сикан, значит? Кобель, то есть?
– Да, конечно. – Йенни Рогерссон широко улыбнулась, раздвинув алые губы и обнажив белые зубы. – Это кличка, значит, которую…
– Ага, да, – кивнул Бекстрём. – Но если мы сейчас…
– Извини, что я вмешиваюсь, но, наверное, неплохо узнать, чем, собственно, все закончилось? – заметила Анника Карлссон с ледяными нотками в голосе, по неизвестной причине буравя злым взглядом ни в чем не повинного Бекстрёма.
– Да, извини, я немного сбилась, – констатировала Йенни Рогерссон. – Итак, вкратце, значит, у нас есть мужчина, наш преступник, который очень возбужден и кричит и ругается на другого, на нашу жертву, следовательно, и одновременно размахивает предметом, который держит в руке и который наша свидетельница сначала приняла за кусок толстой трубы. Потом он просто подходит и бьет другого мужчину прямо по лицу. В результате тот падает, и дальше избиение продолжается. Несчастный ползает на четвереньках по парковочной площадке, в то время как преступник пинает его ногой и бьет куском трубы. Потом он явно пытается засунуть его между ног своей жертве и одновременно наносит ей заключительный удар ногой под зад. А затем просто убирается восвояси – садится в автомобиль и уезжает. Между тем его жертва поднимается на ноги и бегом покидает площадку.
– Она видела номер автомобиля? – спросила Анника Карлссон.
– Нет. Она его не разобрала. Но достаточно уверена, что последняя цифра, возможно, была девятка, и предпоследняя вроде тоже. Две девятки в конце, значит, плюс по ее словам дорогой на вид большой и черный автомобиль. В этом она уверена на сто процентов.
– А что с куском трубы? Орудием? Насколько я понимаю, он остался на парковочной площадке.
– Да, конечно. – Рогерссон кивнула с восторженной миной. – Хотя оказалось, что это никакая не труба.
– Не труба? – спросила Анника Карлссон с удивленными нотками в голосе.
– Нет, каталог произведений искусства. Тот, кто бил, свернул его в трубку, и поэтому он воспринимался как кусок трубы. Он вообще принадлежит известной аукционной фирме. Знаменитой на весь мир. Она торгует произведениями искусства. Я проверила через Гугл: она называется Сотбис и находится в Лондоне. Они продают дорогие картины, мебель, ковры, предметы антиквариата, и данный буклет содержит фотографии массы вещей, которые выставлялись на торги в Лондоне в начале мая. Всего за четырнадцать дней до того, как наш преступник использует его для избиения своей жертвы. У меня он здесь, кстати. – Йенни Рогерссон подняла прозрачный пластиковый карманчик с толстым журналом в зеленой обложке и с надписью «Сотбис» на торце. – Наша анонимная заявительница прислала его. Нашла на парковочной площадке и поняла, что именно его она, наверное, видела. Каталог и ее заявление лежали в обычном толстом конверте из тех, какие можно купить на почте. Вдобавок на нем пятна крови, на каталоге то есть. Он забрызган и испачкан ею. И кровь, скорей всего, принадлежит жертве.
– Откуда ты можешь знать, что это кровь?
Анника Карлссон определенно не собиралась сдаваться.
«Она явно недолюбливает сослуживицу», – подумал Бекстрём.
– Я попросила коллегу Фернандеса из технического отдела проверить. И моя догадка подтвердилась. Он, кстати, отправил образец в Государственную криминалистическую лабораторию на анализ ДНК.
– По-твоему, наша жертва может оказаться в регистре? – спросил Бекстрём.
«Какой сейчас толк от этого? Вся история ясна как день. Один педик разобрался с другим. Типичная «голубая разборка», и, возможно, они поссорились из-за цены античного искусственного члена, принадлежавшего третьему педику. Какой нормальный человек будет скручивать в трубочку аукционный каталог?»