– Береги себя, Бекстрём, – сказал Анника Карлссон, при этом ее глаза сузились до минимума, и она показала на него рукой.

– Спасибо, – не остался в долгу Бекстрём. – Мне тоже было приятно встретиться с тобой. Хорошего дня тебе, Анника. Всегда рад видеть.

«Все женщины без ума от меня, – подумал он, как только Анника покинула его кабинет и закрыла дверь за собой. – Даже такая, как коллега Карлссон, пусть она и соревнуется в открытом классе, и сам черт не поймет, в каком разряде».

Ровно через минуту в его дверь постучали снова, на сей раз более застенчиво. И как раз перед тем, когда он взял ключ и собирался вновь отпереть заветный ящик.

– Входи, кто там, – крикнул Бекстрём, поскольку, судя по звуку, это уж точно не могла быть Анника Карлссон, решившая вернуться по какой-то причине.

«Хрен редьки не слаще», – заключил он, когда увидел нового посетителя. Инспектор Росита Андерссон-Трюгг полных пятидесяти лет, из которых ни один год не прошел для нее бесследно, собственное стихийное бедствие отдела. Хорошо еще, он успел взять в руку телефон.

– Ты должна меня извинить, Росита, – сказал Бекстрём и махнул ей, давая понять, что ему не до нее. – Мы разберемся со всем завтра. У меня сейчас важный разговор, – добавил он, прикрывая рукой трубку.

– Завтра? А ты сможешь рано утром? Это важно. – Коллега Андерссон-Трюгг строго и недоверчиво посмотрела на него.

– Конечно, конечно. – Бекстрём снова замахал рукой, теперь немного более энергично, и демонстративно прижал телефон к уху.

«Надо поставить замок на чертову дверь, – подумал он, как только Андерссон-Трюгг ушла, и за неимением лучшего снова включил красную лампу над входом в кабинет. А потом на всякий случай взял стул для посетителей и прижал его спинкой к двери, заблокировав ручку. И, вернувшись на свое место, сел и отпер ящик письменного стола.

На этот раз стоит приложиться от души, решил он. На улице тем временем пошел дождь. Настоящий летний ливень с неистовой силой обрушился на окно его офиса, ставшего тюрьмой для него.

– Какой ужасной жизнью мы, люди, живем, – глубоко вздохнул он.

Вечером в понедельник 27 мая Бекстрём прочитал доклад для пенсионеров Сольны о том, как им лучше всего защищаться от преступников, удивив тем самым своих коллег из полиции, когда они в конце концов узнали об этом. Дело в том, что Бекстрём обычно избегал подобной активности и, кроме того, имел репутацию человека, одинаково плохо относившегося как к данной категории населения, так и к маленьким детям. Они постоянно ныли, не вызывали доверия и вообще были непонятными, одновременно требуя к себе слишком много внимания со стороны пашущих в поте лица и вполне нормальных людей. Кроме того, от них плохо пахло. И все они – и пенсионеры, и маленькие дети – обходились гораздо дороже, чем того стоили. Это понимал любой нормальный человек, считал Бекстрём. Однако в данном случае он сделал исключение.

Месяцем ранее ему позвонил один из его многочисленных знакомых, строитель и крупный владелец недвижимости в их округе, которому Бекстрём ранее помогал разрешить самые разнообразные проблемы в обмен на определенные услуги и, естественно, строго конфиденциально.

– Я хотел бы пригласить тебя на ужин, Бекстрём, – сказал его знакомый, позвонив ему. – У меня есть небольшое предложение, и, по-моему, оно заинтересует тебя.

– Звучит замечательно, – оживился Бекстрём, старавшийся без нужды лишний раз не залезать в собственный кошелек, и уже через несколько дней они встретились в отдельном кабинете одного из достойных городских заведений, чтобы перекусить, выпить и немного поговорить о делах.

Строителю требовалась помощь с одним из его последних проектов, предназначенным как раз для пенсионеров. Жилищным кооперативом на сотню эксклюзивных квартир у Карлбергского канала, вдобавок обеспечивающим такие условия их проживания, что они никогда не смогли бы стать жертвами преступления. И речь шла ни о любых пенсионерах. Пожалуй, их правильнее следовало называть состоятельными представителями старшего поколения, тратившими свое время на прогулки на яхте и гольф, дегустацию вин, посещение концертов, зарубежные круизы и долгие обеды в тосканской провинции в компании детей и внуков.

Бекстрём немного сомневался, поскольку такое описание плохо соответствовало его собственному представлению о крайне большой группе слишком старых и уже вышедших в тираж граждан, висевших тяжелой ношей на шее обычных приличных людей. Какие еще состоятельные представители старшего поколения? В его понятии речь шла просто о больных телом и душой стариках со вставными челюстями, ходунками и слуховыми аппаратами, окруженных слабым, но всегда узнаваемым запахом мочи. Которые постоянно жаловались, что им надо больше денег и не помешала бы еще одна операция на тазобедренный сустав, имели дырявую как решето память относительно недавних событий и часто забывали портмоне дома. Только слепой и крайне измученный жизнью грабитель мог покуситься на такую добычу.

– Если бы ты знал, насколько ошибаешься, Бекстрём, – сказал его знакомый, подливая собеседнику крепкой русской водки.

– Хорошо, я тебя слушаю. – Бекстрём ополовинил свою рюмку.