– Рассказывай, – милостиво разрешил Бекстрём и выпрямился на своем стуле.
Примерно месяцем ранее правление Стокгольмского лена постановило отобрать кролика у указанной дамы. И поводом для такого решения стало заявление в полицию, написанное ее соседкой за четырнадцать дней до того, как местные власти вынесли свой вердикт. Ни о каком жестоком обращении с животным там, похоже, и речи не шло. Скорее о плохом отношении и недостаточной заботе. Как-то владелица кролика уехала на несколько дней и забыла оставить ему еду, в результате чего бедняге пришлось голодать до ее возвращения. А несколько раз он оказывался на лестнице, поскольку хозяйка забывала закрыть дверь своей квартиры, и он, воспользовавшись случаем, выбирался наружу. И однажды его покусала соседская такса.
– Мне пришло в голову, что владелица кролика, пожалуй, значительно старше, чем указано во всех документах, – сказала Анника Карлссон и по какой-то причине покрутила указательным пальцем у своего виска. – Исходные данные вообще пришли от наших коллег из Сити, из новой группы по защите животных. Там, похоже, действовали необычайно быстро и отчасти, наверное, по той причине, конечно, что госпожа Линдерот уже в январе подвергалась подобным мерам. Тот же заявитель, то же решение со стороны правления, хотя тогда речь вроде шла о хомяке.
– Старуха, похоже, идет по возрастающей, – усмехнулся Бек-стрём. Он удобно откинулся на спинку стула и внезапно пришел в отличное расположение духа.
– По возрастающей? О чем ты?
– Ну, кролик ведь наверняка в два раза больше хомяка, – объяснил Бекстрём. – В следующий раз она, пожалуй, притащит домой слона. Откуда мне знать? Хотя я по-прежнему не понимаю, почему мы должны заниматься ее историей.
– Тогда я должна объяснить это, – сказала Анника Карлссон. – Во вторник на прошлой неделе, то есть 21 мая, когда двое наших коллег из группы защиты животных вместе с двумя чиновниками из правления лена собирались выполнить решение о том, чтобы забрать кролика из квартиры госпожи Линдерот, она сначала отказалась открывать. После долгих уговоров в конце концов чуточку приоткрыла дверь, однако, оставив ее на цепочке и просунув в щель пистолет, приказала им немедленно исчезнуть. Коллеги отступили и вызвали подкрепление.
– Из национального спецподразделения? – Бекстрём с интересом посмотрел на Аннику Карлссон.
– Нет, вынуждена тебя разочаровать. Мы отправили туда одну из наших патрульных машин. Одна из наших коллег знает госпожу Линдерот – она с ее матерью старые приятельницы, и после продолжительных переговоров открыла дверь и впустила их. Конечно, возмущалась, но, во всяком случае, особо не буйствовала. Пистолет оказался антикварным, восемнадцатого столетия. Если верить коллегам, он не был заряжен, и, по-видимому, из него не стреляли последние двести лет.
– Вот оно как, – разочарованно произнес Бекстрём.
– Это еще не конец. – Анника Карлссон покачала головой.
– Можно себе представить, – буркнул Бекстрём.
– И все было нормально, пока женщина-ветеринар из правления лена не стала засовывать кролика в клетку. Тогда госпожа Линдерот вооружилась чайником и начала угрожать ей. Ее обезоружили, посадили на диван, коллеги из Сити и оба чиновника покинули квартиру, прихватив с собой живность. А наши собственные коллеги остались и поговорили с ней. Согласно рапорту, она была спокойна и держала себя в руках, когда они уходили.
– Приятно слышать, – кивнул Бекстрём. – Простой вопрос. Откуда появились обвинения?
– От коллег из Сити, – сообщила Карлссон. – На следующий день. Они написали заявление от своего имени и от лица составлявших им компанию чиновников. Неподчинение властям, насилие в отношении сотрудников при исполнении, угрозы насилием, попытка нанесения телесных повреждений. Всего двенадцать различных правонарушений, если я правильно посчитала.
– Теперь все понятно, – усмехнулся Бекстрём. – Старуха ведь представляет угрозу всем нашим социал-демократическим ценностям. Самое время посадить ее в тюрьму.
– Я услышала тебя, понимаю, что ты имеешь в виду, и не вижу никаких проблем. Но мне не нравится заявление об угрозе, которое мы получили в четверг вечером. Оно поступило непосредственно в наш участок. Заявитель сам приходил к нам. Разговаривал с сотрудниками дежурной части.
– Давай я догадаюсь. Коллеги из кролико-хомячкового отдела захотели дополнить что-то, о чем забыли?
– Нет. – Анника Карлссон покачала головой. – Заявитель – соседка госпожи Линдерот. Она живет в том же доме, хотя и на пятом этаже. А наша преступница на самом верху, на восьмом. И именно эта соседка писала заявления на Линдерот, обвиняя ее в плохом обращении и с хомяком, и с кроликом, если тебе интересно. Кроме того, она несколько раз жаловалась в правление квартирного товарищества, но это уже другая история.
– И кто же она?