В компьютере Эрикссона, в его шкафу, ящиках и на книжных полках полиция нашла несколько сотен тысяч страниц документов, которые в девяноста случаях из ста имели то общее, что все они, как, например, материалы собственных предварительных расследований полиции, приговоры и другие судебные решения без проблем можно было получить самыми разными путями. И уж точно для этого не требовалось проводить обыск в офисе покойного. Если же говорить об общей обстановке в кабинете и о том, что она говорила о личности его владельца, здесь все было просто и ясно. Он принадлежал привыкшему трудиться не покладая рук адвокату по уголовным делам, который посвящал все свое время в нем исключительно работе.
И помимо этого, по большому счету, ничего. Если судить по ежедневнику, все его дни главным образом проходили в визитах в полицию, где он присутствовал на допросах своих клиентов, посещений следственного изолятора и просиживании штанов в суде. Чем он, похоже, и зарабатывал себе на жизнь. Отдельные обеды и ужины фигурировали, конечно, там тоже, но, во-первых, их было не особенно много, а, во-вторых, в записях о них обычно не указывалось, где они имели место и кто в таком случае составлял ему компанию.
Проведением обыска руководил инспектор Блад, который среди своих коллег слыл ужасным педантом, и на этот раз он тоже, похоже, полностью остался верным себе. И уже около восьми вечера позвонил Наде Хёгберг и доложил предварительные результаты.
– Почти исключительно рабочие бумаги, – сообщил Блад.
– Ага, да, – ответила Надя. Ничего другого она собственно и не ожидала. – Его компьютер? – спросила она. – Вы проверили, никто другой не залезал в него после того, как он ушел с работы в пятницу?
– Проверили, – сказал Блад. – Можешь быть совершенно спокойна. Из него ничего не изъяли, ничего в него не добавили и ничего в нем не изменили. Возможно, по той простой причине, что они узнали о случившемся, только когда мы появились у них в офисе и опечатали его комнату. Если говорить о вещах приватного характера, то таких мы нашли всего три. Во-первых, ежедневник. Во-вторых, папку, где он, похоже, собирал все послания, где отправители угрожали ему или выражали свое неодобрение. У меня создалось впечатление, что он уделял этому делу большое внимание.
– Там были угрозы смертью? – спросила Надя.
Это не было удивительным при мысли о доме, где он жил. Обо всей сигнализации, камерах и датчиках движения, которые оказались совершенно бесполезными, когда настал решающий момент, поскольку он сам отключил их, целиком и полностью доверяя тому, кто пришел его убить.
– Одиннадцать штук, если я правильно посчитал, где отправители обещают отправить его на тот свет самыми разными способами. Одновременно ничего особенно сенсационного тоже. Главным образом, из тех, где клеят марки вверх ногами и заканчивают каждое предложение одним и несколькими восклицательными знаками.
– А третье? – спросила Надя. – Что это?
– У него, похоже, имелось персональное задание помимо всех уголовных дел, – предположил Блад. – Различные бумаги, которые он собирал в отдельную папку. Не слишком много, где-то сотня страниц. Частично довольно странного содержания, поэтому их я тоже решил взять с собой.
– Хорошо, – сказала Надя. – Звони, если найдешь что-нибудь стоящее, не бойся разбудить меня. Что-то еще?
– Печать на его комнате, – ответил Блад. – Даниэльссон достает меня постоянно, и, помимо всего прочего, по этой причине у меня возникает огромное желание оставить все как есть еще на денек, и наша прокурорша, судя по всему, разделяет мое мнение.
– Этого еще не хватало, – сказала Надя с ощущением, явно уходившим корнями в те времена, когда она жила в Советском Союзе. – Передай ему привет от меня и объясни, что все может серьезно затянуться, если он не будет вести себя нормально и делать, как мы ему говорим.
Росита Андерссон-Трюгг после обеда в первую очередь связалась с коллегами из группы по защите животных, чтобы получить от них фотографии известных живодеров, которые пока попали в обычные полицейские регистры. И эта задача оказалась не такой простой, какой она могла представляться.
Только с пятого раза ей удалось дозвониться до гражданской сотрудницы, отвечавшей у них за работу с заявителями. Она единственная оказалась на месте в офисе. Все прочие трудились «на земле». Как раз сейчас они проводили давно запланированную операцию в отношении нерадивого владельца кур из окрестностей Нюнесхамна и в лучшем случае надеялись управиться только поздно вечером. Со средой, к сожалению, все обстояло столь же плохо, поскольку в этот день в графике стоял рейд против державшего свиней крестьянина из Римбо, согласно множеству заявлений подвергавшего опасности жизнь и здоровье хрюшек, которых следовало направить на бойню только ближе к Рождеству. В четверг же был национальный праздник, а значит, нерабочий день, а в пятницу весь персонал решил взять отгул за счет переработки, накопившейся весной.
– Поэтому я предложила бы тебе позвонить в понедельник, – сказала защитница животных.
– Да, но дело в том, что я занимаюсь расследованием умышленного убийства, – возразила Росита Андерссон-Трюгг.
«Мне, пожалуй, сначала требовалось сообщить им о бедной собаке Эрикссона», – подумала она.
– Того адвоката? Чью ни в чем неповинную собаку убили, хотя целью был ее хозяин? – поинтересовалась ее собеседница, явно оказавшаяся более информированной, чем ей следовало бы.