Она надавила рукою на дверь у себя за спиной и, заставив себя улыбнуться, сделала шаг назад.

– Спокойной ночи. – Она захлопнула дверь.

Пятью минутами позднее, когда она неподвижно сидела на кровати, всё ещё держа в руках пальто, зазвонил телефон. Это был Гант.

– Я вижу, ты не ложишься допоздна.

Она не сдержала вздох:

– Разговаривая с тобой, я просто отдыхаю!

– Та-ак, – протянул он. – Так, так, так! Похоже, моя невиновность была окончательно и безоговорочно доказана.

– Да. Пауэлл был её любовником. И я права, что это не было самоубийством. Я теперь знаю это. Он всё время говорит про девиц, которые вешаются людям на шею и слишком серьёзно всё воспринимают и заходят чересчур далеко, и тому подобное. – Теперь, когда ей не нужно было сдерживать себя, взвешивая каждую фразу, слова лились сами собой.

– Боже правый, твои таланты потрясают меня. Где ты раздобыла всю эту информацию?

– От него самого.

– Что-о?

– Я закадрила его прямо в аптеке, где он работает. Я – Эвлин Киттридж, секретарша из Де-Мойна, Айова, ищущая работу. С ним толковать – это всё равно, что идти по канату.

Гант долго молчал.

– Рассказывай всё, – наконец сказал он устало. – Когда ты планируешь выбить из него письменное признание?

Она рассказала ему про внезапное уныние Пауэлла, случившееся с ним, когда они проходили мимо здания Муниципалитета; с максимальной точностью повторила всё, что он высказал, находясь под воздействием охватившей его депрессии и виски-сауэр.

Гант был серьёзен, когда заговорил снова:

– Послушай, Эллен, пора тебе заканчивать твои игры с ним.

– Почему? Пока он думает, что я Эвлин Киттридж…

– С чего ты взяла, что он так думает? Что, если Дороти показывала ему твою фотографию?

– У неё был только один снимок, и то – смазанный, групповой, наши лица на нём – в тени. Если он и видел его, это же было почти год назад. И кроме того, не наговорил бы он столько, если б заподозрил меня.