За жемчужное ожерелье, подарок Роберта, еврей-ювелир, в лавку которого на улице Фосе-Сен-Жермен я обратилась, дал мне триста тридцать ливров. Мошенник, наверное, крепко меня надул (я понятия не имела, какова реальная цена жемчуга), но была рада и таким деньгам.
Следуя совету посланца мадам Лурье, я решила более не обременять славный город Париж своим присутствием, и вернуться в Англию, не дожидаясь окончательного выздоровления мужа. Таково было и желание Роберта. Он уверял, что дома поправится гораздо быстрее.
Ехать в повозке для Роберта не представлялось приемлемым: на здешних дорогах растрясёт так, что может опять открыться рана в боку. Однако существовала альтернатива: сплавиться на лодке по Сене до Гавра, а уж оттуда до английского берега рукой подать.
Мы так и поступили.
Плыли, можно сказать, с комфортом. Большая плоскодонка тихо скользила вдоль берегов, радующих глаз изумрудной зеленью лугов, пасторальными картинами сельской жизни, с опрятными крестьянами и крестьянками, коровками и овечками, пением жаворонков по утрам и вечерними соловьиными трелями. Остался позади город Руан, печально знаменитый как место, где сожгли «Орлеанскую деву» Жанну Д’Арк. Мрачная Большая Башня, место заключения французской национальной героини, вместе с другими башнями и башенками чернела на фоне ярко-голубого безоблачного неба Нормандии.
Роберт полулежал на специально устроенном для него ложе на корме лодки. Он сильно похудел, осунулся, неразговорчивым стал. Очень переживал, похоже, неудачу последней экспедиции и своё пленение. Рассказал, что его держали взаперти, он почти не вставал с постели – ослабел от потери крови, и ещё, что Лурье имела на него виды.
– Эта шлюха делала мне намёки, мол, если не стану с ней спать, не увижу свободу, – грубо сказал Роберт. – Поделом ты ей всыпала, Джонни. Жаль, что не прикончила.
– О, не говори так, милый! Я не хотела лишать её жизни. Господь позволил мне не обременить душу убийством.
– Ты рассуждаешь, как святоша. Когда дерёшься с врагом, у тебя одна цель – убить его. Или он убьёт тебя.
Бесполезно с ним спорить: сын своего века, он не может думать иначе.
На пятый день мы прибыли в Гавр, главный французский порт на Ла-Манше. А здесь нас ждало крайне неприятное известие: в Англии чума, и любым судам строго запрещено приставать к английским берегам.
Мы, что называется, попали.
VII. Гавр – не Париж
1
Не понос, так золотуха.
Впрочем, для чумы, настоящей «моровой язвы», это полушутливое выражение неуместно. В 14 веке она выкосила четверть населения Европы. Тут не до шуток. Неудивительно, что при вспышке чумы на Британских островах французы немедленно ввели карантинные меры.
Сама я панически боялась «чёрной смерти», которая подобно степному пожару распространяется с огромной скоростью, оставляя мёртвые деревни и целые города, заваленные трупами, единственное спасение от которой – полная изоляция.
Конечно, о том, чтобы добраться сейчас до Англии, не могло быть и речи. Пришлось сойти на берег и «ждать у моря погоды».
Мы сняли комнату в доме близ порта. Недорогую и вполне приличную, с полным пансионом, так что мне, как и в Англии, ничего делать самой не приходилось.
Роберт сказал: в Гавре он почти дома, имея в виду не близость родных берегов, а то обстоятельство, что этот город одно время принадлежал англичанам, которым его передали гугеноты. Впрочем, уже через два года французы вернули себе Гавр с его портом, прозванным «тресковым» (отсюда отправлялись суда ловить треску в северных водах).