— У нее есть… Способности. Определенные навыки, какими не владеет никто другой.
— Но почему я?
— Этого мы не знаем…
— А где другие? — оживился Оливер. — Если я не первый, то где остальные?
— Они в другой части Центра, — ответил Алан. — И с ними тоже ведется работа… Эстер раскидала свои головоломки, а мы ищем за нее ответы… — он потянулся во внутренний карман. — Ладно хоть подсказку оставила…
Саммерс вытащил сложенный листок. Бумага шелестела оглушительно громко в образовавшейся тишине.
— Что это у вас?
— Подсказка, как я и сказал. Она должна помочь, — Саммерс развернул листок и, немного помедлив, протянул его Оливеру. — Вот, взгляните.
— Ne me… Не покидай меня, отец, — он легко прочитал надпись. — Вот черт… — и тут же замер. — Боже… Теперь я все вспомнил…
— Что Оливер? — Алан торопливо спрятал бумагу. — Что вы вспомнили? Оливер?
— Я все вспомнил, родная… — блаженно протянул мужчина. — Я так тебя люблю, милая моя…
Энди знал, что будет дальше. Думал, что знает. Отключка, транс, конец опыта. Саммерс говорил что-то еще, задавал какой-то вопрос, но запнулся на полуслове — Оливер Серенс задрожал, сначала мелко, но дрожь быстро нарастала. Мужчина закатил глаза, вытянул ноги. Его трясло в приступе ужасной лихорадки, колотило, как от мощных разрядов тока, а лицо «Бастиана» пугающе покраснело. «Сделай же что-нибудь», — хотел крикнуть Андрас. Но не успел. Густая кровь хлынула из ушей и носа Лжеизобретателя, спина круто выгнулась дугой. Оливер дернулся в последний раз и затих.
Безмолвие завладело студией. Даже легкое гудение оборудования в операторской будто бы сделалось тише. Энди сидел, не шевелясь, не в силах отвести взгляд.
— Ну вот, — Алан первый подал голос, — и все. Шестнадцатый завершен.
Саммерс бросился к двери, позвал охранника, что дежурил снаружи, отдал короткий приказ и тяжело рухнул в кресло. Широкоплечий мужчина в лабораторной одежде легко поднял тело Оливера и вынес из студии.
— Он что, мертв? — голос Энди дрожал. — Может врача позвать? Мы же в сраном Центре, тут должен быть…
— А тебе не видно было? — раздраженно спросил Алан. — У него глаза налились кровью так, что зрачков не видно.
— Ты даже пульс не проверил, это же…
— Энди, — устало бросил доктор. — Я эту сцену видел уже одиннадцать… Двенадцать раз.
«А где другие?» — спросил Оливер. «Они в другой части Центра», — без промедления ответил Саммерс. Как легко прозвучала ложь. Даже Андрас поверил. Да что там — он все еще надеялся на лучшее: остальные, которых Энди не знал и не видел, наверняка живы. Ведь с ними тоже ведется работа, иначе быть не могло. А тот, кого только что вынесли из студии, чья кровь тонкой ниточкой тянулась от кресла до выхода, вот-вот должен вернуться. Зайдет, скажет: «Все в порядке. На чем мы остановились?» — усядется на прежнее место и хлопнет себя по коленям. Так должно быть. В это Энди мог поверить. А в пугающую, внезапную смерть человека и в то, с какой обыденностью воспринял ее Саммерс, верить не хотелось.