Она вся.

Вся Грейнджер — целиком — хотела, стремилась, искала… Так глупо. И, наверное… нет.

Не “наверное”.

Точно.

И совершенно точно с этим нужно завязывать.

Гермиона сжала руки, прерывисто дыша через нос и только сейчас замечая, что она бежит по ступенькам, и вот уже знакомая галерея, тёмный коридор, впереди — портрет Жёлтой Дамы.

Никогда ещё она не доходила до гостиной так быстро. И никогда ещё она не испытывала такого сильного нежелания слышать то, что уже наверняка происходило в его спальне.

Конечно.

Драко ведь не было на ужине. А это могло значить только одно. Он занят чем-то более приятным. Сердце сжалось, и, закрыв на этот глупый факт глаза, Гермиона заставила себя высоко поднять голову. Всё равно. Пусть будет всё равно.

Я смогу раздеть тебя где и когда угодно…

О, эта умиляющая самонадеянность. Так поистине смешно.

Я буду трахать тебя каждую ночь…

Нет, конечно, ты не будешь, Драко. Кто позволит тебе прикоснуться ко мне? В противном случае я всегда могу сказать Гарри, и он…

...ты хочешь меня, а не его… вжиралась в меня, всасывала в себя мой язык… ты впилась бы в мою одежду и разорвала её пополам…

Нет!

Она чуть не закричала в голос, когда самая громкая фраза ударила его голосом по сознанию:

Потому что ты моя.

Ни черта подобного, Малфой. Ни-чер-та подобного, ясно? Я не твоя. Ты не получаешь всегда лишь то, что хочешь. Плохая привычка. Очень. Очень плохая, Малфой.

— Фениксус! — гаркнула она.

— Как грубо… — хныкнула дама, обиженно надувая губы, но портрет всё равно отодвинулся, и Гермиона подобно крошечному смерчу влетела в натопленное помещение. Едва совладав с собственными желаниями тут же заткнуть уши, потому что она уже слышит, кажется, эти осточертевшие стоны.