Судорожный выдох вырвался из трясущихся лёгких вместе с разворотом тела. Дверь в спальню Грейнджер открыта. Гриффиндорка стоит на пороге, пылая своими распахнутыми глазами. А в них вопрос. Такой огромный и такой испуганный вопросище, на который Драко не мог дать ответа. Просто… не знал.

Гермиона смотрела в ужасе. В полном ужасе, открыв рот. И это щедро чередовалось с недоумением. Рука с палочкой так и замерла, глядя куда-то в грудь молодому человеку.

Шикарно. Супер. Отличный момент, блять.

Дайте два.

— Малфой?

Драко сглотнул, натужно дыша и не отрывая взгляда от неё.

Ты только не спрашивай, ладно, Грейнджер? Не спрашивай. Потому что я бы всё равно этого не сделал.

А то, что ты видишь, слишком унизительно, чтобы говорить об этом.

Спину окатил озноб, и внезапно стало очень тихо. Всё ещё шумела вода, всё ещё дрожали руки.

Но иначе. Будто сквозь.

Слизеринец нахмурился и закрыл глаза, отворачиваясь. Просто не ночь, а пиздец какой-то…

— Эй…

Её голос, сквозь темноту под веками. Осторожный, тихий.

Сейчас посыпятся вопросы.

Драко чувствовал себя идиотом. Полнейшим идиотом, стоя в этой полутёмной кафельной комнате перед гриффиндоркой.

И что мне ответить на твоё “эй”?

Проваливай? Что ты здесь забыла? Откуда во мне желание безостановочно просить у тебя прощения за весь сегодняшний грёбаный день?

Совершенно бесконечный день.

Малфою казалось, что солнце не взойдёт никогда. И утро никогда не наступит. Будто где-то там сломались те самые огромные часы, которые задают время всему миру.

Опомнился от собственного хрипящего голоса, отдавшегося в ванной: