Сглатывает горькие слёзы и на несколько секунд крепко обнимает сына. А потом встаёт и торопится к выходу из комнаты, оставляя его одного сидеть на постели. Смотреть вслед. Хмурить лоб.

Прежде чем закрыть дверь, она снова заставляет себя растянуть губы в улыбке. Сыну всегда было проще улыбаться, чем мужу.

— С Рождеством, мой хороший.

Молчит. Не отрывает от лица матери вопрошающего взгляда, а женщина уже шепчет непослушными губами запирающие заклинания, от которых дверь в комнату тут же захлопывается с тихим, почти невесомым звуком.

А потом — торопливые шаги. Лестницы. Страх. Укоризненные лица с портретов.

Они всё знают. Они осуждают тебя. Ты — убийца.

По спине пробегают мурашки, а губы начинают дрожать оттого, что голоса, эти вечные, оглушающие голоса, они правы.

Ты убийца.

Ты позволяешь мужу делать это.

И даже здесь, напротив двери в гостиную, когда до темниц ещё далеко, ей кажется, что нос чувствует металлический запах крови. А уши слышат крики. Женские, мужские, смешанные в один сплошной, отчаянный, убийственный звук.

Всхлип срывается с губ, и Нарцисса на трясущихся ногах спускается на нижние этажи, сворачивая в первую дверь, дрожащим взглядом окидывая тёмные коридоры. Портреты с лицами.

Эти лица повсюду.

Следят своими живыми глазами из старых рам. Статные, достойные, чистокровные. Ступающие когда-то своей величественной походкой по этому поместью. Не опускающиеся до такой низости, как самобичевание. Жалость к себе. Слёзы.

Они всё делали правильно — именно так говорили надменные взгляды. Каждый из них был лучше Нарциссы. Каждый был Малфоем. И фамилию эту возносили когда-то до королевских высот.

Женщина зажмурилась, толкая тяжёлую дверь.

В лицо тут же ударила холодная затхлость подземелий.

Мерлин, помоги.

И она плотно прикрывает за собой створку, прячась от сверлящих взглядов, что принесло толику облегчения.

Почему это всегда происходит ночью?

Ночь ассоциировалась у неё со стонами — отнюдь не наслаждения.