Ф у ч и к. Густинка, родная… когда их не станет здесь и ты выйдешь на волю, тебе, возможно, передадут несколько моих страничек. Мне хотелось бы жить и потом, быть рядом с вами. И я прошу: соберите и напечатайте кое-что из того, что я успел написать за свою жизнь, и тут, в Панкраце…
Г у с т а. Нет, нет, ты все это сделаешь сам!
Ф у ч и к. Но это не все, что я хотел бы через тебя передать людям. Я хочу, чтобы те, кто вместе с тобой переживет эти дни, всегда умели отличать друзей настоящих от друзей фальшивых. Чтобы наши люди чисто вымели свой дом, чтоб, как и в эти годы, всегда верили в Москву и всегда шли за ней. Ты знаешь обо мне все. Сестрам, маме и отцу передай: я прошу, чтобы никогда не вспоминали меня с грустью, и что я…
Б э м. И это взрослые люди?
Г у с т а
Б э м. Я напрасно дал вам это свидание.
Г у с т а. До свидания, любимый!
Ф у ч и к. До свидания, Густинка!
Б э м. Прочти вот это.
Ф у ч и к
Б э м
Ф у ч и к. Можете… пока.
Б э м. За одну ночь мы расчистим Панкрац для новых партий заключенных. И это положит конец всем вашим фокусам.
Ф у ч и к. Ошибаетесь. Каждый раз вам придется все начинать сначала.
Б э м. Нет, не все такие фанатики, как ты, Фучик. Страх, страх миллионов, — понимаешь, миллионов, — вот что сломит ваше сопротивление.
Ф у ч и к
Б э м. Ты любишь свой народ, Фучик? Свою Чехию?
Ф у ч и к. Прочтите ваше обвинительное заключение.