Л е н а. Да, не повезло. К тому времени разлетимся кто куда.
Р и м м а. Вот только вдо́вы все помнят, плачут ночами.
С о н я
М а р а т. И скамейка стояла. Все чинят ее, красят.
Р и м м а. А я удивляюсь. Рухлядь же… Иногда так трудно бывает понять людей!
М а р а т. Лина в сорок первом на сколько старше тебя была?
Р и м м а. Тогда взрослели быстрее.
Л е н а. Две недели, почти каждый вечер, мы встречались с подпольщиками, старые отчеты читали, воспоминания Лины. Наши прежние представления… Как не похожи они на жизнь! Нет, теперь я не смогла бы задать Лине того вопроса!
С о н я. Какого это вопроса?
Л е н а. Спрашивать о цене жизни? Когда почти все ее товарищи, ее сестренка… когда она сама только чудом…
К о с т я. Вопросы, вопросы! Кажется, я знаю, в чем тут дело.
Лене нужны сразу снег и цветущие сады. Римме — ровное постоянство. Меня интересует структура почвы на Луне. Соню — любовь в межпланетном корабле.
С о н я. Болтун…
К о с т я. И у каждого индивидуума — свои проклятые вопросы номер один. В сорок первом и семьдесят первом. Нет таковых — нет и человека! Летучая мышь! Где же она, заветная эта шкатулка с разгадками, пригодными для всех? Не имеется оной! И слава богу. Что же остается делать? Рыть, копать своей лопатой, как некогда говаривал мастер Фомич. Непременно своей. Благодарю за внимание, леди и джентльмены!
М а р а т. Теперь ты понял, Костя, зачем мы снова здесь?
В том же дворе, в тот же день и час, когда все началось…
К о с т я. Хочешь сказать… Все это могло бы случиться со мной? С тобой? С ней и с ней?
М а р а т. Да, родись мы на четверть века раньше.