— Открывай, — согласился Дэйн и Донован налил.
— Черт побери, полковник! — хлопнул себя по лбу Донован. — Я же едва не забыл о почте.
— Ты имеешь в виду донесения? Это может подождать.
— Да нет, почту. Письмо. — Он встал, подошел к столу, находящемуся в дальнем углу, и вернулся с письмом. Протянул его Дэйну.
Дэйн прочитал его дважды, внезапно встал и подошел к двери хижины, выглянув в ночь. Через некоторое время он услышал робкое покашливание Донована.
— Плохие новости, полковник?
— Рано утром подготовьте вертолет, — сказал Дэйн. — И принимай командование над лагерем.
Письмо от Старлайт было скупым.
Можешь приехать? И побыстрее? спрашивалось в нем. Таводи умирает.
Рассвет начался внезапно, развеяв серебро восхода и алые полосы восходящего солнца. Для Дэйна он был все равно, что стрела в сердце.
— Напиши для меня стихи, как ты делал раньше. Я возьму их с собой завтра, — попросил Таводи вчера, лежа на кровати.
— Я сделаю, как ты просишь, дедушка.
Дэйн встал и оделся, набросив макино, которое одолжил ему Натан, и завязав пару старых ботинок. Потом взял «марлин» с восьмигранным стволом и пошел к «джипу». Дед уже находился в машине, открыв все окна и смотря прямо перед собой.
Дэйн сел в «джип», кивнул деду и завел двигатель. Они отправились в хрустящее, словно бы первое в жизни утро. Деревья сгибались под тяжестью снега. Сосульки сверкали r утреннем солнце.
— Чудесное утро, — произнес Таводи.
Дэйн взглянул на него. Старик был одет в старые джинсы, хлопчатобумажную рубашку, мокасины. На голове была повязана старая лента. Он вез с собой одеяло и небольшой мешочек на ремне из сыромятной кожи.
— Не стоит так кукситься, Уайя-юнутци. — Старик улыбнулся.
— Мне будет не хватать тебя, дедушка, — прошептал Дэйн. На сердце лег свинец, в мозгу метались обрывки мыслей о том, что предстоит сегодня сделать.
— Хорошо вспоминать предков, — кивнул Таводи. — Но не стоит делать этого слишком часто.
«Джип» несся сквозь морозное утро — единственный движущийся объект в белой глуши. Вечнозеленые растения казались зелеными ручьями на холмах из белой бумаги, и над всем этим — небо, словно отлитое из голубого металла. В «джипе» их дыхание повисло в стылом воздухе. Дэйн чувствовал, как холод проникает ему прямо в кости, но Таводи, казалось, мороз вообще не трогал. Его быстрые внимательные глаза впитывали в себя каждый сантиметр пути, и Дэйну показалось, что на выдубленном лице блуждает тень улыбки.