Разумеется, я никому не рассказывала о том, что происходит дома. Родители обожали братика, и мне не хотелось кому-то говорить, что со мной – ребенком матери от предыдущей связи – обращались как будто я досадная помеха, а самое главное – я не хотела этого признавать. Сейчас-то я понимаю, что та учительница, видимо, заметила мою неухоженность и мягко указала на это, сказав о «неглаженой форме». Думаю, она хотела аккуратно сделать замечание родителям, погруженным в любовь к младшему ребенку. Однако все было не так просто.

Мать несколько раз ударила меня в прихожей, но на этом ее гнев не утих. На зимних каникулах она перестала меня кормить как следует. Раз в день, на ужин, мне выдавали плошку белого риса, посыпанного приправой, да и его я должна была есть в одиночку, в туалете для гостей. Она сказала, что это наказание за позор, который я на нее навлекла. Я ела свой рис в тесном холодном помещении, где не ощущалось никакого тепла, до меня издалека доносились запахи теплых мяса и рыбы и веселый смех семейства, и моя еда казалась совершенно безвкусной. Но я ничего не могла поделать с тем, что мне ужасно-ужасно хотелось есть, поэтому плакала и запихивала в себя рис. В тот год Рождества и Нового года не было только у меня. Ночью в Рождество, не выдержав голода, я открыла мусорное ведро – там были остатки цыпленка, суши, пирожных, которые не доел Масаки. Сахарный Санта-Клаус был вымазан в сливках, но я без колебаний схватила его и съела. Он размяк от взбитых сливок и, хотя был сладкий, мерзко пах.

– Мисима, чего задумалась?

От звука голоса Муранаки я очнулась.

– Ничего.

Просто невеселые, паршивые воспоминания.

Через некоторое время принесли наш заказ. Я представляла себе обжаренные в панировке кусочки курицы, поэтому удивилась, увидев настоящую тэмпуру в воздушном кляре. Пришлось признаться, что впервые ем такое, и Муранака посоветовал обмакивать кусочки в кислый померанцевый соус пондзу – мол, так вкуснее.

– Налей сюда соус, а если любишь острое, можно еще добавить цитрусовую приправу юдзу с перцем. Да и просто с солью вкусно.

Послушавшись совета, я обмакнула тэмпуру в пондзу. Брызнул куриный жир, но, благодаря кисловатому соусу, мясо жирным не ощущалось. Я пробормотала: «Вкусно», и Муранака довольно засмеялся.

– У нас тут у каждого свой любимый ресторанчик, где подают тэмпуру из курицы. Хотя большинство, конечно, считает, что вкуснее готовить самим.

Здесь кляр было похож на тесто, в котором обжаривают фриттеры. Я люблю кляр тонкий, хрустящий, поэтому спросила у Муранаки, делают ли где такой, и он назвал мне несколько мест.

– Что еще можно порекомендовать… Ты девушка, так что, наверное, сладкое любишь. В одном месте продают пирожные со взбитыми сливками, это…

– Нет, такое не надо. Это я не ем.

После той рождественской ночи мой организм перестал воспринимать пирожные и взбитые сливки.

– Так ты что, из любителей остренького? Тогда из местных блюд самое лучшее «Рюкю», под саке очень хорошо.

В итоге я закончила обед, слушая рассказы Муранаки о местных ресторанах, а на крыльце решила распрощаться с ним. Он собирался ехать за Кэнтой, но никак не заводил машину и, открыв окно, опять окликнул меня:

– Слушай, я хочу с тобой дружить. Ты не против?

У меня вырвался удивленный возглас, а он, потупившись, замямлил:

– Ну, хочу узнать тебя поближе…

Потом, снова подняв глаза, он выдал скороговоркой: