Направление движения задавали оборотни с их чуткими носами. Корректировала его я — когда в том возникала необходимость. Меня иногда поправлял Лин, который тоже не сидел без дела. А остальные лишь следили за тем, чтобы этому никто не мешал.
Идти приходилось все еще под уклон, потому что лес взбирался из самой низины и прорастал отлоги Серых гор чуть ли не до самых верхушек. Причем, судя по всему, некоторое время назад это был самый обычный лес безо всяких намеков на «черноту». И был он таковым довольно долго, не смотря даже на близость Расщелины с Печатью с одной стороны и Степи с другой. Просто лес — спокойный, свободный и сонный. А потом где-то внутри произошел Прорыв. Что-то случилось такое, что в один прекрасный день в его недрах разошлась земля, открывая свободный проход Тварям. Оттуда немедленно полезла всякая дрянь, после чего лес не только лишился прежнего спокойствия, из него не только исчезли обычные звери, но он еще и меняться начал не в лучшую сторону. Точно так же, как изменился после постановки Печатей Харон. Причем, если считать, что с момента Прорыва прошло относительно немного времени, то получалось, что лес изменился слишком уж быстро. Прямо-таки ненормально. И эта «чернота» расползалась по нему от эпицентра с ужасающей скоростью, корежа стволы деревьев, заставляя листву становиться тяжелее, вынуждая ее смыкаться заострившимися краями и прятать древесные корни в густой тени.
Я не знаю, за какое время сумел измениться лес в Долине. Но мне казалось, должны были пройти годы, десятилетия, чтобы разница стала такой очевидной. А тут — месяцы. Всего-то. Что, откровенно говоря, сильно настораживало, потому что если считать, что это действительно — прямое влияние Прорыва, то тогда получалось, что еще через пару неделек этот процесс переползет через старые Горы и перейдет на Равнину. На МОЮ Равнину. И начнет распространяться по ней, как самый настоящий пожар. А следом за этим, изменившимся лесом, пойдут и Твари. И тогда… нет. Не хочу об этом даже думать. И не хочу гадать, как тяжко мне придется, если я сейчас упущу эту раковую опухоль. Если уж я сейчас каждую ночь просыпаюсь в холодном поту и с дикой головой болью от мелькающих перед глазами картинок; если уже сейчас после пробуждения я еще несколько минут вижу бесконечную череду оскаленных рож, которым, кажется, не будет ни конца, ни края; если уж мне и так едва удается заставить себя об этом забыть, то когда Равнина падет, я, наверное, вовсе сойду с ума. От боли, от страха, от непрекращающихся кошмаров, от которых не будет спасения ни днем, ни ночью. А еще — от ощущения того, что меня медленно и неуклонно раздирают по кускам во время этой бесконечной агонии, с садистским удовольствием режут на лоскутки, мучают, калечат. И что это именно я корчусь от того, что кто-то раз за разом вонзает в мое тело острые, кривые, отравленные смертельным ядом когти.
До вечера, надо сказать, мы успели преодолеть немалое расстояние: километров шесть, думаю, точно отмахали. Окончательно спустились с гор. Беспрепятственно добрались до тех мест, где «светлого» леса практически не осталось. Наткнулись на широкую полосу Хароноподобных джунглей. И вот тогда ненадолго остановились.
— Здесь обойти не получится, — спустя пару минут внимательного изучения препятствия сообщил командиру Ас. И оборотни, замершие перед опасным местом двумя серыми статуями, согласно зарычали.
Эрхас Дагон мельком окинул тянущийся в обе стороны мрачный подлесок, покосился на начавшее темнеть небо и сухо кивнул.
— Значит, идем вперед. До тех пор, пока будет возможность.
Мы молча повиновались. Хотя Ниш позволил себе неодобрительный взгляд, а я подумала, что вот именно сейчас командиру стоило бы поберечь силы. Хотя, возможно, он надеялся, что идти осталось недолго. Или были еще какие-то соображения, которые нам просто не удосужились озвучить. Однако, как бы там ни было, вмешиваться мне еще рано — до темноты часа три осталось, а без нее мои сомнения не имеют особого смысла. Потому что Лин не полетит над Хароном при свете дня. И нам с ним никто не отдаст драгоценную «гранату» без веских аргументов.
Я пока таких аргументов еще не придумала. Хотя голову над этим ломала уже третий день. И все никак не находила убедительных доводов, чтобы, не открывая правды, заставить мага доверить мне исход нашей общей миссии.
То, что «гранату» бросать мне, стало ясно с самого начала: ни один расчудесный отряд, будь он трижды Фантомами, не сумеет подобраться к Прорыву незамеченным. Скорее всего, за каждый метр у этой проклятой дыры придется остервенело драться. Точно так же, как за Печати. А помня о том, сколько всякой гадости их охраняло… нет. Я не настолько самоуверенная, чтобы считать, что хоть кто-то из нас после такого уцелеет. Поэтому мы с Тенями изначально решили, что ломать эту штуку мы будем с воздуха. Вопрос только: чем?
Сейчас ответ у меня был — вон, впереди топал, красуясь тугой русой косой и заманчиво поблескивая своим синим балахоном. Но как его уломать? Как заставить отдать свое сокровище, если он ни на миг с ним не расстается? Как объяснить или, может, чем соблазнить, чтобы он согласился променять свое изобретение на не менее важную выгоду? Подойти и сказать, что соглашаюсь учить его Эйнараэ? Черт. Можно, но вряд ли он сейчас поймет. А если еще и потребовать за эту плату в виде его загадочной «гранаты», то он, может, еще и упрется. Откуда я знаю? Может, детище его любимое? Может, пуще сына родного ее обожает? Хоть и заинтересован он во мне, хоть и на многое готов ради моих знаний, но… черт возьми! Если я сейчас ошибусь с выводами, «гранату» потом придется выдирать с мясом! По башке лупить любознательного мага. Звезд с неба обещать, надеясь, что мои тайны его заинтересуют. А это — время. Это — ненужные конфликты. Это, наконец, самая настоящая свара, которая нам совсем ни к чему в таком неуютном месте, как новоявленный Харон.
В итоге я так и не пришла ни к какому определенному выводу. Но для себя определила, что если уж совсем прижмет, то плевать — тюкну его по темечку, цапну сумку и, пока маг не опомнился, со всех ног помчусь к Прорыву. В конце концов, победителей не судят. А нам только и нужно, что найти точное место. Сверху же я не смогла? А пока Прорыв не отыщется со стопроцентной гарантией, Тени меня никуда не отпустят. Даже с Лином. Точнее, меня еще в лагере поставили перед данным фактом, вынудив пообещать беречься, и я лишь по этой причине согласилась, что поход в чужой компании через горы нам все-таки необходим.
Не все же молодой Иште делать самой?
Когда оборотни остановились во второй раз, я забеспокоилась: поднятая на загривках шерсть, молчаливые оскалы и опущенные хвосты, как правило, означали, что где-то поблизости притаилась Тварь. Если бы она собиралась напасть, они бы уже мчались навстречу, громким рыком предупреждая остальных и не намереваясь спускать нежити эту наглость. Однако сейчас хварды просто стояли, тревожно шевеля ноздрями. Причем, стояли спиной друг к другу, смотря в прямо противоположные стороны, из чего можно было сделать вывод, что либо Тварей две, либо же парни просто не уверены, с какой именно стороны ждать нападения.
Идущие первыми Бер и Гор тут же застыли, как вкопанные: чутью оборотней мы доверяли полностью. Они первыми ощущали неладное и работали лучше всяких ищеек. Даже Ас не успевал иногда понять, в чем дело, а эта лохматая парочка уже была готова рвать нежить на части. И, как правило, ожесточенно рвала, невзирая на раны, пока не подбегали остальные и не заканчивали дело одним быстрым ударом.
Сейчас же отряд мгновенно ощетинился, умело заняв круговую оборону. Мага немедленно затолкали в самый центр. Самый крупный из нас — Лин — был аккуратно окружен и оттеснен поближе к магу. Меня, не сговариваясь, впихнули туда же. Дагон, напротив, выступил вперед. Хасы, дружно вскинувшись, закрыли мастера Драмта своими телами, не пытаясь лезть поперек рейзеров. А Фантомы, напротив, уверенно заняли передовую линию обороны, потому что в отношении нежити имели самый богатый и разнообразный опыт.
Подозрительное место, которое так не понравилось оборотням, практически ничем не отличалось от тех, которые располагались несколькими метрами справа или слева. Десяток старых деревьев, тянущихся кронами далеко ввысь. Мшистые толстые стволы, расположенные в хаотичном порядке. Старая листва под ногами. Комья отвоевывающего себе пространство зеленого мха посреди жухлой, как будто прошлогодней травы. Густой полумрак. Неестественная тишина вокруг. И натянутые до предела нервы, готовые вот-вот порваться от напряжения.
В томительном молчании прошла минута.
Вторая.
Третья.