Отдать тебе свою любовь[43]

Из школы я иду домой через город. Солнце уже садится, улицы украшены тенями почтовых ящиков и свежеопавшими листьями. Идти мне некуда (в итоге только домой), встречаться не с кем. Рюкзак у меня тяжелый, мысли еще тяжелее. Я смотрю на магазины, на небо, подставляю лицо ветру.

Я заглядываю в музыкальный магазин, где меня приветствуют Хавьер и Джулс. Половина магазина принадлежит Хавьеру, половина – Джулсу. Музыкальные пристрастия у них совершенно разные, поэтому нужно знать – желанная вам звукозапись скорее во вкусе Хавьера или во вкусе Джулса. Ребята вместе уже больше двадцати лет, и сегодня, когда они предлагают мне сидр и спорят о блюзе, хочется спросить, как им это удалось. Двадцать лет вместе с другим человеком кажутся мне вечностью. Меня, похоже, на двадцать дней не хватает. Двадцать недель кажутся целым сроком. Как они день за днем стоят за прилавком и крутят друг для друга песенки? Как они находят темы для разговора, избегая тех, о которых будут вечно жалеть? «Как вы уживаетесь?» – хочу я спросить ребят так же, как своих счастливых родителей; так же, как хочу подходить к старикам и спрашивать: «Каково прожить такую долгую жизнь?»

Из колонок льется проникновенное сопрано Эллы Фицджеральд, потом отчаянно вскрикивает Пи Джей Харви. Я просматриваю лоток с товаром Хавьера и отмечаю, что он перетащил себе кое-что от Джулса. Хавьер в шутку желает мне быть осторожнее со своими желаниями, а Джулс советует не мечтать слишком много о Пи Джей Харви.

Когда я выхожу из магазина, на улице будто становится холоднее – либо у Хавьера и Джулса было очень тепло. Я заглядываю в кофейню, чтобы купить маме молотый кофе. В углу на модном пуфе-диване сидит Коди (мой первый бойфренд из начальной школы) со своим новым бойфрендом, которого зовут не то Лу, не то Рид. Утонув в подушках, они пьют латте из одной чашки, глоток за глотком. Счастье поднимается над ними, как пар. Коди замечает меня и жестом зовет к ним присоединиться. Я улыбаюсь и жестом показываю, что не могу. Притворяюсь, что время поджимает.

Глядя на них, я думаю о Ное. Я невольно думаю о том, что такой духовной близости у меня не было еще ни с кем и такого родства я ни с кем не чувствовал.

Я забегаю в магазин мелочовки, где весь товар впрямь стоит пять и десять центов. Я покупаю шоколадные кластеры для Джея и клубнично-лакричные шнурки для Тони. Леденцы-бочонки со вкусом рутбира – любимчики Джони. Я осаживаю себя, чтобы не купить и их.

Следующая остановка – секонд-хенд в конце этого жилого комплекса. Я ищу ботинки-гады, когда на глаза попадается женщина, как две капли воды похожая на Ноя. Гады нужны мне не чтобы гадить. Они нужны мне, чтобы обрести устойчивость. Женщина разглядывает цветочные горшки со слегка оббитыми краями и спрашивает продавца, подойдут ли они для герани. Волосы у женщины длиннее, чем у Ноя, и дисциплинированные. А вот глаза почти такие же.

Вдруг к той женщине подходит Клодия. Тут я и понимаю, что впервые вижу мать Ноя.

– Может, джинсы себе поищешь? – предлагает она.

Я в середине прохода между стеллажами. Времени для маневра нет.

Клодия смотрит прямо на меня. Если развернусь и сбегу, то выставлю себя конченым трусом. Так что я говорю Клодии: «Привет!»

Клодия проходит мимо.

Пожалуй, это ее право. На нижней полке обнаруживаются основательно потертые гады. Я натягиваю их и наклоняюсь зашнуровать. Слышу, как возвращается Клодия. На сей раз она останавливается. Клодия поглядывает на мать и негромко говорит.

– Будь я сильнее, – начинает Клодия, – как следует тебе накостыляла бы.

Клодия убегает, не успеваю я сказать и слова. Если бы успел, это было бы «извини».