– Убейте Бу-Ка! – он топнул ногой. – Бу-Ка плохой! Мы ждать будем. Прямо здесь.

Кивнув, Макар поправил лямку сумки на плече, приосанился и первым зашагал в сторону поликлиники. «Всего полтора километра, – сказал он себе. – Пустяки!» Рита догнала его.

– Нам лучше держаться ближе к домам, – сказала она.

– Ты права, – согласился Макар, повернув к ближайшей пятиэтажке. Островки плесени он обходил, ему казалось, что если наступить на такое пятно, белёсая скверна впитается в подошву, перейдёт на ступню.

Они дошли до дома, зашагали вдоль стены. Впереди из-за трансформаторной будки выбежал головастик. Его шерсть была седая, клочковатая, в больших, испещрённых сеткой красных кровеносных сосудов глазах, горела злость. Несколько секунд существо глядело на Макара и Риту, затем мелко задрожало, ощерило пасть и заверещало, вспарывая когтями воздух перед своей перекошенной мордой. Красноглазый, наконец, умолк, развернулся и помчался прочь.

– Вот нас и заметили, – поморщился Макар. Он оглянулся. Головастики, здания и деревья за пределами границы – всё теперь виделось, словно через мутное стекло и казалось каким-то нереальным, словно образы из сна. Чёртов морок! Прошли всего сотню метров, а уже начинает твориться что-то непонятное.

Где-то за домами раздался приглушённый трубный звук, но не чистый, какой издавали пугала на нормальной территории города, а какай-то хриплый, надсадный. Рита поёжилась, встретилась взглядом с глазами Макара и, придав лицу суровое выражение, произнесла:

– Всё нормально. Идём дальше.

Он понял, что она даже мысли не допускает, чтобы пойти назад. Несмотря на страх.

Дошли до угла дома, пересекли тротуар, зашагали по площадке перед зданием крытого рынка. Макар подумал, что в их слое здесь сейчас много людей. Они снуют туда-сюда, болтают друг с другом о пустяках, кто-то возвращается домой с покупками. А тут, в нижнем слое, эта территория выглядела мёртвой. Именно мёртвой, закончившей свои дни после какой-то мерзкой болезни. Трупы домов покрыты белёсыми язвами, воздух пропитан гнилью. Макару казалось, что на территории Бу-Ка не могут существовать ни зима, ни лето, ни весна – только застывшее в вечности уныние, уродливая осень, которая отвратна самой природе. Сумеречная деревня и то выглядела более живой, чем южная часть города. Уставшей, дремлющей, но живой.

Стены крытого рынка были разрисованы, но художества эти были смазанными, выцветшими и поверх них, похожие на дохлых медуз, белели пятна плесени. Макар догадался, что ещё полторы недели назад, до появления Бу-Ка, тут находилось поселение головастиков. Сейчас же признаков жизни здесь не было заметно. Где головастики? Прячутся? У него появилось ощущение, что за ним и Ритой наблюдают. А может, на них сейчас смотрит сам Бу-Ка? От этой мысли холодок пробежал по спине.

– Гляди, – Рита указала битой на каменный нарост возле входа в здание крытого рынка. – Это паразит Мэнсон. Обычно он маскируется так, что его и не разглядеть, а тут он, похоже, в полной безопасности себя чувствует и маскировкой не заморачивается.

– Мэнсон, – пробормотал Макар. – Это тот, который…

– Да, тот самый редкий паразит, что в парке находился, когда твоя жена погибла. Мимо пройдём или уничтожим?

Он представил, что в этот самый момент десятки людей находятся под влиянием этого паразита. Как те, что когда-то проходили мимо скамейки в парке. Мэнсон пожирает эмоции, оставляя лишь самые низменные. Возможно, никто из-за него не умрёт, но… Этот паразит был для Макара олицетворением того, что он когда-то ненавидел. Олицетворением холодного равнодушного города.

– Это ведь немного времени займёт? – спросил он, стиснув рукоятку трубы.

– Нет, немного. Разрушаем панцирь и бьём. Всё как с обычными паразитами. Только действовать нужно быстро, потому что аура его опасна.

Макар кивнул.

– Ясно. Нюансы какие-нибудь есть?

– Он будет пожирать позитивные эмоции, – ответила Рита. – Если что, борись с самим собой изо всех сил, ладушки? Ты готов?