Алекс взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы.
— Я постараюсь быть тебе хорошим мужем, — пообещал он. — Я буду держать в узде гадкий характер Димитриу, но если он случайно сорвется… — Алекс прижался щекой к ее щеке. — Будь со мной терпелива, — добавил он шепотом.
— У меня тоже не идеальный характер, Алекс. Ты еще узнаешь, что у меня тьма недостатков. Но ведь что главное в любви? Терпение и прощение.
Наконец наступил рассвет, тихий, безветренный. Тучи рассеялись, небо посветлело.
Проснувшись в объятиях Алекса, сидевшего в кресле, Чармиан увидела, что в каюту сочится тусклый утренний свет. Осторожно высвободившись, она села на койку.
— У тебя, должно быть, затекли руки, — с легкой укоризной сказала она Алексу. — Почему ты не положил меня на койку?
Алекс встал и потянулся.
— А зачем? Мне было приятно держать тебя на руках, — просто ответил он. — А пока ты спала, я перебирал твои волосы.
Теперь они рассыпались у нее по плечам, как золотая паутина.
— Я, должно быть, выгляжу ужасно, — сказала Чармиан, взглянув на свои голые ноги и длинный свитер.
Алекс окинул ее взглядом и улыбнулся.
— Мадемуазель Пятница, в этом наряде ты выглядишь очень соблазнительно.
«Нет сомнения, он влюблен!» Сам Алекс, видимо, не спал совсем и выглядел утомленным.
— Ты тоже выглядишь не лучшим образом, — заметила Чармиан.
— Вряд ли можно ждать чего-то другого от потерпевших кораблекрушение, — сказал Алекс. — Мне кажется, уже достаточно светло, чтобы выйти на разведку.
Чармиан почувствовала угрызения совести. Пока она спала, Алекс переживал за свою сестру. Она могла бы, по крайней мере, разделить с ним его переживания.
— Прости… — сказала она. — Ты не должен был позволять мне спать.
— Это было самое благоразумное, что ты могла сделать, — ответил Алекс. Он хитро улыбнулся. — Это была первая ночь, которую ты провела в моих объятиях.
На узкой полоске пляжа они нашли обломки лодки, выброшенные морем. По их виду трудно было понять, что случилось.
— Лодке конец, — сказал Алекс, внимательно осмотрев обломки. Чармиан увидела, как он побледнел. — Но тел нигде не видно, — сказал он, вглядываясь в прибрежный песок.