28
Казанское издание 1881 года: …мне родители давали на это деньги… однажды пошла я в один город на поклонение чудотворной иконе, а дорога была глухая и много верст степью да перелесками, но я ничего не опасалась, будучи уверена, что творимая мной Иисусова молитва никакого несчастья до меня не допустит. Вот уже подхожу к городу, и он в виду у меня верст за пять или за шесть, я и пошла попрямее от дороги перелесочком по тропинке. Вдруг с дороги подскакал ко мне верховой, слез с лошади, остановил меня и стал меня спрашивать, откуда я и куда иду. Я ответила, вот он и стал ко мне приставать и приставать! – «Ах, что ты делаешь, отступись от меня…» Он вынул из бумажника синюю ассигнацию и стал давать мне, я и на то не согласилась, да и хотела убежать от него. Он, разъярившись, выхватил привязанный у него на цепочке большой складной нож, разогнул да и наставил мне в грудь, сказавши: «Вот сейчас заколю». Я до смерти испугалась, да и подумала: «Господи Иисусе Христе! Вот и молитва Твоя не помогает…» А он повод-то своей лошади захлестнул себе за пояс да и стал ко мне приступать, я закричала: «Кормилец! Будь отец родной, дай хоть сарафан-то мне скинуть, он у меня новый, я хожу в нем в церковь…» И только лишь закинула его да взмахнула через голову – лошадь испугалась, храпнула, да как кинется со всех ног, и понесла бить, а его-то, бедного, так и мечет на поводу по пням да по кустам!
Рукопись Афонского монастыря: А он-то повод своей лошади захлестнул себе за пояс да и стал ко мне приступать. Я закричала: «Кормилец, будь отец родной! Помилуй меня, избавь от греха!» – и начала рваться… Вдруг лошадь испугалась чего-то, да как храпнет и кинется со всех ног, и понесла бить его, бедного, по пням да по кустам…
Я очнулась, а его уже и следу нет, тут я много благодарила Бога за избавление да и уверилась, как сильна и сохранна молитва Иисусова… отошла я версты с две и нашла на дороге тот бумажник, из которого он давал мне синенькую-то, там были еще какие-то бумаги и паспорт его. Вот прихожу я в город, и у самой заставы толпа народа, да и полицейские солдаты – лошадь стоит привязанная и трясется, вся в мыле, а человек лежит на земле с проломанной головой и весь изрезанный ножом, который был на цепи у его пояса. Приехал городничий, обыскал его да и тужит, как быть? Не знаем, кто он такой и откуда… Я подошла да и говорю: «Не его ли этот бумажник? Вот недалеко я подняла на дороге, может быть, из-за пазухи вывалился…». Городничий бумаги-то взял, а синенькую-то да бумажник (старый и замасленный) отдал мне назад да и говорит: «Спасибо тебе, что сделала его гласным. А это тебе за находку, ведь и по закону третья часть дается нашедшему из потерянных вещей». Так я и пошла, поклонившись чудотворной иконе, возвратилась домой. И как видела уже над собой силу Иисусовой молитвы, то стала ходить смело, и припало мне сильное желание идти в старый Иерусалим, но как родители мои были небогаты, то и не было у меня денег, с чем бы можно было дойти и назад вернуться, и я об этом тужила. Однажды я в таком раздумье отпирала свой сундук, чтобы достать большую рубашку, да и увидела тот бумажник, который отдал мне городничий. Подумала: «На что он мне, такой старый и масленый?». Взяла, да и выкинула его. Потом вздумалось мне распороть его, может, на что-нибудь сгодится старая кожица, стала раздирать и нашла зашитыми наглухо пять сторублевых ассигнаций – так я этому обрадовалась, что даже заплакала.
Сходила на эти деньги в Иерусалим, прожила там год и вернулась назад, и с тех пор всегда уже творю молитву и утешаюсь, под старость сделалась больна…
29
Казанское издание 1881 года: …еще случилось мне узнать, как самосущная сила молитвы во имя Иисуса Христа ясно и живо открывается…
30
В рукописи Афонского монастыря имеется следующее послесловие:
Примечание. Описанные здесь по поучению святых отцов способы сердечной внутренней молитвы требуют опытного водителя, без коего опасно отваживаться на этот высокий духовный подвиг, подобный мечу обоюдоострому. Но все мы должны понуждать себя к непрестанной молитве во исполнение веления Божия: