Лиля и не собиралась ничего утаивать. Она не хотела опять оказаться на улице. Ее ужасала мысль остаться без родительской поддержки и опеки. Она чувствовала себя маленькой девочкой, за которую должны решать проблемы взрослые.

Она говорила, говорила, запинаясь, перескакивая с пятого на десятое и опять возвращаясь к началу.

— Та-ак! — протянул отец, когда рассказ подошел к концу.

— Артем, говоришь? Как фамилия? Дергач? Вот я его подергаю за одно место. Я ему яйца оторву!

Лиля промолчала, опустив голову. Она благодарила бога за то, что не проболталась про Ингу. Вот это был бы номер! Лесбиянку родители в своем доме не потерпели бы даже под страхом ее и собственной смерти. Это было бы для них слишком.

— Миша! — подала голос мать. — Что будем делать? В полицию пойдем?

Злоключения дочери довели ее до слез. Глаза и нос ее были красные, как при насморке.

— Не просто в полицию, — сказал отец. — Не просто, Катерина, начальник УВД — мой друг. Котов. Серьезный мужик. Он эту нечисть живо к ногтю! Они у нас попляшут. И Морт, и Артемон этот, и вся братия! Я их!.. Мы их!..

Не находя слов, он ударил себя кулаком по ладони и хотел уже звонить своему Котову, но мать объяснила, что еще слишком рано, и, ворча, он согласился повременить до девяти часов утра. Мать накрыла стол, позвала завтракать. К своему изумлению, Лиля обнаружила, что ее уже не винят во всех смертных грехах, а жалеют. Это было очень приятно. Сбылась Лилина мечта снова стать маленькой девочкой, о которой все заботятся и которая постоянно находится в центре внимания. Отец пообещал ей новые зимние сапоги. Мать подкладывала то сырников, то сметаны, то джема. Давно уже Ивлевы не выглядели такой образцовой семьей. Они были довольны собой и преисполнены позабытой любовью друг к другу.

В половине десятого отец дозвонился Котову и изложил свою лаконичную версию событий. Вернувшись к женщинам, он потер ладони и сказал:

— Гриша разбираться будет. Потом перезвонит. Велел пока никому больше не звонить, волну не поднимать. Иначе спугнем мерзавцев. Надо брать их тепленькими. Всем скопом.

В час дня он не выдержал и перезвонил Котову. Тот строго сказал, что правосудие не терпит суеты, и опять распорядился ждать, пообещав приехать. Звонок в дверь раздался лишь вечером, когда за окнами стемнело и зажглись желтые огни, посеребренные проливным дождем. Порог перешагнул не Котов, а… Инга, холодная и официальная, в мокром черном плаще. При виде ее Лиля почувствовала себя мышкой, попавшей в мышеловку, к которой вплотную приблизилась кошка.

— Что вам здесь надо? — скрипуче выкрикнула она. — Как вы смеете после того, что было?

— Успокойся, деточка, — сказала Инга и устремила чистые прозрачные глаза на Ивлевых. — Меня зовут Инга, можно без отчества. Я старшая медсестра больницы, в которой содержалась ваша дочь. К нам обратился Котов, навел справки и попросил забрать Лилю, пока она снова чего-нибудь не натворила.

— Миша, — окликнула мать. — Спроси у Котова.

— Конечно, — кивнула Инга. — Именно это я хотела вам предложить.

Отец покинул прихожую и вернулся растерянный.

— Проходите, пожалуйста, — сказал он, делая деревянный жест.

— Нет! — взвизгнула Лиля. — Я не хочу, чтобы она проходила! Она извращенка! Она заставляла делать меня всякие гадости!

— Вы не волнуйтесь, — сказала Инга родителям. — Очередной нервный срыв. Мы опасались, что так и будет. Быть изнасилованной в таком нежном возрасте, сами понимаете. Попала к нам совершенно невменяемой. В первый же день совратила Алешу, нашего санитара. Синдром сексуальной мести. Стремление поквитаться со всеми мужчинами за свою поруганную честь. Порой доходит до совершенно отвратительных сцен. Но это излечимо. Доктор Морт обещает вернуть вашу дочь в трезвом уме и твердой памяти. — Инга уставилась на Лилю и укоризненно спросила: — Что ж ты клевещешь на нас, Ивлева? Нехорошо. После всего что мы для тебя сделали.