Вверх по ступеням в свои покои она взбиралась, чувствуя себя определенно более окрылённой, а оттуда спустилась по главной лестнице в парадный холл и позвала Клиа.

- Эй, дорогуша! Сюда, тебе пора обедать.

Не дождавшись ответа, Разат пожала плечами и отправилась в кухню. Если бы Клиа была в башне, она бы отозвалась. Она даже и не пыталась прятаться от неё.

На кухне Разат сарезала остатки мяса с руки парня, которого съела ещё пару дней назад, и превратила их в пищу, пригодную для её гостьи. Конечно, не столь сытно, как если бы это оставалось исходным материалом, но было сложно ожидать от Клиа, что та добровольно согласится поедать собственных людей. Преобразовав мясо, Разат превратила его в воробьиное суфле и айвовое печенье.

Когда же Клиа так и не появилась ко времени их вечерней трапезы, Разат послала дра’горгоса, и тот возвратился с обмякшим телом принцессы в руках. Похоже, та была в обмороке. По мановению руки Разат дра’горгос положил Клиа на пол в приёмном покое и исчез.

Присев возле Клиа на колено, Разат ласково похлопала её по бледным и впалым щекам. Клиа здорово исхудала.

- Ну же, ты должна поесть.

Ресницы Клиа дрогнули, она открыла глаза и глянула на Разат.

- Я не голодна.

- Ну, конечно же, голодна. Зачем же отказываться?

Она подняла Клиа на ноги, обхватила её рукой и повела в столовую, а там усадила на стул.

- Довольно бесхитростная еда, милочка, но зато можешь есть, сколько влезет.

Равнодушно, словно кукла, Клиа смотрела, как Разат накладывает тарелку и ставит её перед ней. Руки Клиа безвольно покоились на коленях. По щеке покатилась слеза, за ней – другая. Она не всхлипывала, не причитала, просто сидела в безмолвном отчаянии, такая вся сладостная, что Разат боролась с искушением проглотить её тотчас же.

- Что-то не так, милочка?

Не сводя глаз с тарелки, Клиа покачала головой.

- Что это? Я не могу понять.

А потом, так тихо, что Разат едва сумела это расслышать:

- Я хочу жить.

- И с чего бы, вдруг, такие внезапные перемены? – поинтересовалась Разат.

Клиа обхватила руками живот, где уже шевелилось дитя, и по щекам её опять покатились слёзы.