— Давайте договоримся, — предложила она примирительно, и при этом поудобнее перехватила косу в руках, словно собралась прямо сейчас что-то косить, — по-хорошему договоримся. Вы идете баиньки, а мы спокойно делаем свое дело. Иначе ведь может неприятность случиться! Фью-ить и нету вас, мужчина, сами такой же бесплотной тенью станете.

— Не пугайте, пуганные! — дрожащим голосом отозвался Иван Васильевич, с опаской делая шаг назад.

— Чего тебя пугать, упал-отжался? Кто ты такой, чтобы на тебя время тратить? Тебе русским по-белому сказано — пшел вон, значит поди вон и бего-о-о-о-м, раз-два!

— И правда, — вкрадчиво подключилась Кудряшка, — мужчина, у вас все хорошо, вы устали, вам хочется спать, идите спать… спать… спать… — она плавно водила в воздухе пухлыми пальчиками, глядя при этом прямо в глаза Ивану Васильевичу.

С каждым словом елей в ее голосе сменялся на сталь, просьба на приказ, сочувствие на нескрываемую неприязнь. Беспокойство, тревога уходили из мыслей, на смену им втекал полный покой. Иван Васильевич чувствовал необычайное по силе желание уснуть, как можно быстрее добраться до кабинета и рухнуть на старенький диванчик, не раздеваясь.

А то и не ходить никуда, упасть прямо тут поблизости на скамеечку возле могилки или прямо на травку и уснуть… уснуть… уснуть. Чтобы не мешать… не мешать… не мешать. Не мешать им забрать души… души… стоп!

Иван Васильевич, словно конь, тряхнул головой, отгоняя наваждение, потер опухшие глаза кулаками и огляделся по сторонам. Души встревоженные роятся… странная компания смотрит на него выжидательно… ночь… кладбище… что-то не в порядке. Хулиганы! Усыпить хотели и тишком, молчком свое грязное дело провернуть, пока он спать будет!

— А вот фигу вам, господа хорошие! — весело засмеялся Иван Васильевич. — Со мной такой фокус не пройдет, не по вашу честь праздник, не по горлу кусок! Держись, братцы! — заорал он и засучил рукава пиджака.

В его душе неожиданно проснулся озорной бес, интеллигентность и предупредительность словно волной смыло, азарт близкой драки, как в молодости, разгонял кровь.

— Да вы, батенька, маньяк! Вы что себе позволяете? Вы, вообще говоря, кто такой?

— Я кто такой? Я директор этого кладбища! — с нескрываемой гордостью сообщил Иван Васильевич, стукнув себя в грудь кулаком.

— И что с того? Идите и занимайтесь могилками, оградками, памятниками. Не нужно делать события из того, что совершенно случайно вы нас видите. Все, происходящее здесь, вас не касается никоим образом. Вы это понимаете?

— Как же не касается, если я с этими душами душа в душу живу, извиняюсь за тавтологию.

— Ахинею несете, мужчина. Вы живой?

— Конечно живой! Живее не бывает!

— А они мертвые, усекаете разницу?

— Не очень, — честно признался директор, мысли которого сосредоточились на битве за собственность.

— Мертвые, умерли, в землю закопали и надпись написали… Вас в землю закапывали?

— Зачем же меня в землю? — обиделся Иван Васильевич. — Я же живой!

— Вот, а они мертвые, их и закопали! Усекаете разницу?