Помедлил и, одобрительно рыкнув, проорал команду бежать дальше.

Такое же испытание ждало всех остальных, кто носил знак, и, пройдя его, они еще плотнее сомкнулись вокруг Уша. Сотня за месяц потеряла с почти десяток покалечившихся подростков, кого они больше не видели, и продолжала усиленно заниматься подготовкой, по-прежнему вихрем проносясь по коридорам Бооргуза, весело снося всех, кто не успел уйти с их дороги. Хотя это происходило все реже и реже. Их топот знал весь Бооргуз, и все идущие по коридорам, посторонившись, пропуская мимо слаженно бегущие шеренги, поджарых и шустрых подростков, с сожалением качали головами, глядя им вслед.

— Корм для Тьмы. Долг Бооргуза Тайн Тьме Дома Червя.

Сейчас он все так же равнодушно бежал рядом с Хр и ни о чем не думал. Через час сотня стояла у Малой норы Семьи Керкет. Норой она была только по названию, являясь своеобразным транзитным складом для караванов носильщиков семьи постоянно снующими из Горы и обратно. Сюда сносились плоды тяжелого труда старателей перед их отправкой дальше и сюда же сносились припасы для работы в Горе.

Здесь же жили и недолгие посетители Норы. Носильщики и охрана Керкетов.

Ворота охранялись лапой ветеранов Горы, судя по почти полному отсутствию зубов и волос, но сохранивших недобрый взгляд и крепкие руки, сжимающие не менее крепкие дубины. За годы и годы работы, однообразной работы по рубке камня, орки семьи Керкет почти разучились пользоваться копьями, зато их рубящий удар был всем известен.

Поговаривали, что старый шахтер Керкетов может по силе удара сравниться с воином Старшей Семьи, но, наверное, как обычно врали. Ведь что может заставить воина Старшей Стражи хотя бы просто заметить облезлого шахтера?

Из-за ободранной и редкой от ветхости ширмы вышел молодой десятник Стражи Керкетов и хмуро оглядел прибывших.

— И зачем мне это мясо??

Сотник и полусотники дружно ощетинились и также дружно пошли к Керкету, очень доходчиво помахивая палками. Из-за ширмы вышла лапа без одного Младшей Стражи Керкетов и замерли за спиной у десятника.

Сотник, подойдя почти вплотную к десятнику, наклонился к низкорослому и коренастому Керкету и шумно понюхал воздух, на выдохе буквально заплевывая десятника.

— Навозной ямой пахнет. Пока сюда шли все кучи, что сами по своим норам наложили, лапами собрали, — десятник открыл рот и сотник, плевком заткнув отшатнувшегося Керкета, добавил, — еще их и съели.

После чего скрестил на груди руки и стал смотреть поверх головы отплевывающегося и закипающего Керкета.

— Крыса на веревочке, ты мне ответишь за свои слова.

— Отвечу, после того как отдам тебе это, — сотник сунул руку за спину, вытащил из-за пояса маршрутный жезл, покрутил им перед глазами десятника и без замаха двинул другой рукой ему в живот.

Сунувшиеся на помощь своему десятнику остальные воины, уткнулись горлом каждый на свой нож, в руках оказавшихся быстрее полусотников сотни Носильщиков. Каждый держал по паре ножей, каждый смотрел тусклыми глазами на стоящих напротив двух Керкетов.

А сотник за всклоченную гриву пыльных и грязных волос поднял голову десятника, засунул ему в пасть палку жезла и почти проворковал.

— Твоя мать тебя еще не родила, когда я был десятником у Ворот, или может только собиралась. Тогда я твой отец, я так думаю, уж больно ты нахальный. Сделай то, что должен, сообщи, что мы пришли.

И ударом в челюсть отправил его сквозь ширму в полумрак Норы.

— Бросьте их, — он махнул своим полусотниками и отошел к строю подростков, горящими в полумраке перехода глазами пожирающих своего сотника, они одновременно почувствовали еще больший страх по отношению к нему, но еще и запредельное уважение и восхищение.