Все-таки как здорово, что архангельские карабинеры оказались не такими меткими стрелками, как воевода Асташев. Иначе бы горел сейчас ротмистр Иван Зурин в геенне огненной, а ваш покорный слуга томился бы на какой-нибудь новой сибирской каторге. Благо, их после прихода правительственных войск в Сибири очень много развелось.
Томск мы застали весь в пожарищах. Зуринские гусары сожгли военную и мирскую канцелярии. В двух церквах спалили себя заживо ревнители старой веры. Многих томичей посадили в острог за сочувствие прежней власти. Попал туда и я. Пока мы гонялись за ордынским царем, пришел приказ о моем задержании. Потом меня под конвоем отправили в Казань в Следственную комиссию, почему-то по делу Пугачева.
Оказалось, что мой давний соперник и заклятый враг господин Швабрин под пытками заявил, что я присягал самозваниу и состоял у него на службе.
Спасибо Ивану Ивановичу Зурину. Как только он оклемался после ранения, то сразу приехал ко мне с дорогой моему сердиу Марией Ивановной Мироновой. Машенька увидела меня, грязного. Бородатого, сразу ахнула и лишилась чувств.
Сколько ей, бедняжке, потом еще пришлось пережить унижений, прежде чем она выхлопотала у императрицы освобождение для меня.
Вскоре я женился на Марии Ивановне. Мы поселились в имении моих родителей. Машенька родила мне трех чудесных дочерей, которых мы потом удачно выдали замуж: двух за соседних помещиков, а младшенькую – за симбирского обер-полицмейстера.
Родители мои давно уже преставились, да и Мария Ивановна, душа моя, вот уже два года как покинула меня.
Живу я теперь бобылем в обветшалом доме и задумываюсь иной раз, как бы сложилась моя судьба, получи я полвека назад карту асташевских приисков.
А недавно я догадался, куда эта карта исчезла. Совершенно случайно прочел в «Петербургских ведомостях» статейку о меценатстве богатого томского золотопромышленника Ивана Дмитриевича Асташева, владеющего самыми богатыми приисками в мариинской тайге. Так вот, значит, кому перешло по наследству главное богатство воеводы. Его внуку. Подлая Азиза не смогла простить предательства даже собственному сыну и сунула карту под рубаху Димке, когда относила его в остяцкую избушку к рыбакам. А уж сынок его, видать, разбогател на дедовом золотишке.
Как же я тогда был близок к богатству!
От волнения мое здоровье совсем расстроилось. Съезжаются дочери с мужьями и внуками. На дележку отцовского имущества. Видно, пора и мне. Что-то загостился я здесь…
Они сошли с поезда, не доехав до города одну станцию. Отсюда до дачи было ближе. Но все равно километров пять. Их Аксаковы преодолели пешком под проливным дождем. Ни у старшего, ни у младшего в кармане не было ни копейки. Желания этих мужчин были такими простыми, такими земными, что казалось, ничто не может помешать их реализации. А мечтали они сейчас о том, как придут на дачу, накопают в огороде молодой картошки, сварят ее, посыплют укропчиком да лучком и будут ее есть, пока животы не лопнут. Потом натопят баньку. Попарятся, похлещут друг друга березовыми веничками, смоют с себя всю дорожную грязь. А потом посмотрят перед сном новости и заснут крепким сном.