Надо перегруппироваться, без магии у меня нет и шанса на выживание. Отпустив руку американца, я откатился в сторону и я скинул мешающиеся шапки с ладоней. Начал подниматься, но Макар метко бросил дубинку, попав по ногам. Я неуклюже повалился обратно на землю. Проклятый старик не дал мне перевести дух, набросившись сверху. Он вырвал ворот фуфайки с парой пуговиц и сильно сдавил моё горло. Чувствуя, что начинаю проваливаться в его разум, я дернулся, выходя из тела. И понял, что вижу себя со стороны. Причём не только вижу, но и сдавливаю собственное горло огромными пальцами. Это же мир глазами американца! А он, оказывается, подслеповат на правый глаз.

К сожалению, управлять конечностями не вышло. Кроме того, ослепший и потерявший голос старик бесновался внутри самого себя. В таком состоянии он абсолютно невменяем. Я хотел начать переговоры, но Макар ничего не желал слушать Разве что пена изо рта не идёт, как у берсерка. В остальном вылитый викинг. Моё тело безвольно обвисло в его мощных лапах. Похоже, жить мне осталось несколько секунд. Стоп, голос он тоже потерял? А что если:

– Отпусти меня.

Интересное чувство, я произношу слова ртом Макара. Даже с его характерной хрипотцой и интонацией. Похоже, проекция косо наложилась на тело старика, и большая часть контроля досталась ему. Однако грех жаловаться, мне хватит и голоса с глазами. Отыскав в первых рядах огненно-рыжую бороду, я нахально ухмыльнулся:

– Эй, лягушатник! Меня зовут Джон Смидт, и твой поганый дружок передаёт тебе привет с того света! – здоровяк покраснел и сделал шаг вперёд, оттолкнув с дороги сразу двух арестантов. – Семьдесят восьмой, помнишь? Шарль Готье визжал как свинья, когда мы прижали его в Индии.

Самоконтроль, сдерживание эмоций — всё это отлично работает, пока чужой человек грязными пальцами не лезет в самое святое. Ведь что у нас есть, кроме сокровенных мыслей? Таких, которые мы тщательно скрываем. В которых боимся признаться даже самим себе. Здоровяк любил Шарля, нежно и трепетно. Понимая где работает, он так и не смог найти в себе сил признаться. Заливал глубокие чувства алкоголем и случайными связями. Годами разрывался между дружбой и попытками держать свои желания в узде. А потом настал семьдесят восьмой год, и неудачный захват заложников в Индии оборвал жизнь юного Готье. Так родилась ненависть к американской разведке, позволявшая не презирать самого себя. Выучка, тренировки, соблюдение легенды — все это пошло прахом из-за пары вовремя брошенных слов. Перед здоровяком стоял Джонни — живое воплощение врага. И проклятый американец насмехался над ним.

Он налетел как вихрь, в прыжке проломив грудь Макара двумя ногами. Ребра с отвратительным хрустом сломались, сдавив сердце. Я едва успел зажмуриться и выскользнуть из тела старика, испускающего последний вздох. Не думаю, что гибель чужой оболочки способна мне повредить, но рисковать не стоит.

Я оказался сразу в своём теле, пытаясь понять, сломаны ли шейные позвонки. Гортань болела, особенно при стекании в неё слюны. Похоже, с приёмом пищи будут проблемы. Сколько ещё издевательств выдержит моя многострадальная тушка? Не пора ли всерьез подумать о её замене? Хуже всего был откат от переселения в Макара: полная потеря контроля над собой. Я ощущал всю боль, но не мог даже дёрнуть щекой. Лёгкие гоняли воздух по привычке, но управлять процессом, совершая глубокие или короткие вздохи, я не мог. Хорошо хоть глаза закрыты. Ещё свежи воспоминания о невидимости в квартире Марии.

Пока я играл в парализованного инвалида и старался не паниковать, шумная толпа оттеснила здоровяка к границе площадки. Из-за усиливающегося ветра я не слышал о чём с ним говорили. Однако короткая очередь турели прозвучала красноречивее слов. Советских и российских разведчиков в “Красной заре” достаточно, и чужих агентов они не любят. Не зря здесь каждый второй заключённый прятал истинную личину за легендой. Вот так быстро и болезненно моя команда беглецов перестала существовать. А мы даже не дошли до сторожки! Ради чего они погибли? Чтобы я поднялся чуть выше по магической лестнице из трупов?

Беспомощно валяясь на снегу, я опасался за свою левую ладонь. Она неудачно лежала на льду, постепенно примерзая. Вот невезение, откуда на площадке взялся лёд? Мочились сюда, что ли? Кроме того, я ощущал нехватку кислорода. Сопли замёрзли, блокируя дыхательные пути, а правая ноздря совсем забилась. Прозвучал сигнал, и арестанты потянулись обратно в камеру. Уверен, они заметили, что я жив, но не сочли нужным помочь. Спасибо хоть в яму не скинули. Лязгнула решетка, блокируя вход в пещеру, и я остался один.

Ветер шумел, убаюкивая. Как долго человек может выдержать на морозе, лёжа без движения? Протяну ли я сутки до следующего открытия ворот? Сейчас я даже благодарен демону за измывательства с холодом, и французу за две неудобные фуфайки. Смутно припоминаю, что главное в такой ситуации — не засыпать. Но как же хочется! Я так давно не отдыхал. Разум лениво пережевывал события последних недель, подмечая странности. Десятки, сотни разговоров с одними и теми же людьми в замкнутом пространстве, чужие лопающиеся мысли, пустые надежды. Стало теплее, наверное, моё тело превращается в сугроб. Когда я различил далекий скрип снега, решил, что начались слуховые галлюцинации. Но шум приближался и разделился на голоса:

– Если нет в камере — значит труп. Четвертый год здесь горбачусь, местные зэки жрут друг друга живьём!

– Хватит ныть! Приказ слышал? Вот и проверяй всю территорию. Заодно патронов добавим нашим красоткам. Шеф сказал, они сегодня много стреляли, – так нежно называть турели могли только охранники или инженеры. Главное, что не роботы.

– Этот труп слишком далеко от границы, опять калибровка сбилась? Проверь: свои удавили или пулями пробило?

Меня резко дёрнули вверх, содрав кожу с примерзшей руки, бросили на бок и бесцеремонно обшарили.

– Мерзость. От него смердит, как от ужина в столовке. Зачем Шеф тратит столько воды, если они даже не моются толком? Ого! Палыч, он вроде дышит. Глянь, это не наш клиент?

Приближающиеся шаги. Свет фонарика неприятно пробивает сквозь закрытые веки, но отвернуться или зажмуриться я не могу. Ненавижу чувство беспомощности.

– Он, родимый. Чего разлегся, на волю не хочешь? – я попытался замычать, но не смог. – Надевай мешок на голову и потащили в штаб.

– Палыч, а может того, не нашли мы его? Далеко ехать-то!

– Под трибунал захотел? Ты, малой, сразу расстрел проси. Всё лучше, чем в пещере с зэками куковать.