Книги

Окаянная душа

22
18
20
22
24
26
28
30

На миг ей показалось, что она увидела перед собой мальчика. Эни бросилась за ним. Где-то впереди мелькала белая ветровка. Она то выглядывала, то вновь скрывалась в тумане. Казалось, словно курточка шла сама по себе — ни головы, ни ног мальчика видно не было. Девушка бежала вслепую, забыв обо всех ямах, кочках и корнях, что могли встретиться на ее пути и стать помехой под ногами. Запоздалый адреналин разлился по всему телу, и, похоже, именно он стал причиной того, что Эни легко проскочила ту низенькую коварную изгородь, недавно заставившую ее заиметь близкое знакомство с промерзлой землей.

В какой-то миг ей показалось, что она может дотянуться до белоснежной спины рукой. В тумане мелькнули так полюбившиеся Эни разноцветные глаза, наполненные насмешливой хитринкой. Зелень и небо сверкнули на бледном расплывающемся фоне и тут же зарябили, словно погружаясь в медленном танце под водную гладь. Доля секунды и Эни осталась в тумане одна, очарованная, энергичная, с открытым ртом и безвольно протянутой рукой.

— Ма… мальчик? — спросила она на всякий случай. Ответом ей была тишина.

Адреналиновая волна медленно начала спадать, и утренний холодок вновь напомнил о себе. Эни поежилась и двинулась вперед, совершенно не представляя, где она находится. Но, как ни странно, девушка ничуть не жалела, что бросилась вслед за мальчишкой. Хотя, что она в итоге узнала? Он дерется словно заядлый кунгфуист и исчезает как тень в ночи… Ну, не в ночи, а в тумане, и вовсе не стиль кунг-фу был продемонстрирован на той поляне, но от наполненного восхищенными образами, трепещущего разума Эни такие мелкие детали просто-напросто ускользнули.

Туман впереди внезапно расступился, и Эни от неожиданности вскрикнула. Всего в нескольких сантиметрах от ее лица в воздухе сверкнуло что-то металлическое, и лишь мгновение спустя девушка поняла, что это утреннее солнце ленивыми всполохами отражается на нетронутой ржавчиной поверхности прутьев решетки. Сквозь прутья Эни разглядела людей, которые сонными улитками ползли вдоль парковой ограды. Каким-то непостижимым образом она выбрала правильное направление для бега и оказалась на другой стороне Разбитого парка, то есть там, где и хотела. Срезала, называется. Эни прижалась лицом к металлической поверхности прутьев и жадно прислушалась. Тут же на нее обрушился обычный шум улицы. Автомобильные гудки в злобном оре доносились где-то со стороны оживленного перекрестка, из магазина напротив, торгующего компакт-дисками, доносились трели, сопровождающие выступления какой-то новомодной поп-группы. Для утра больше подошел бы рок — хорошая замена противосонных средств для тех, кто пропустил утреннюю чашечку кофе.

Совсем рядом с тем местом, где стояла Эни, раздался громкий зевок. Находящийся доселе в ступоре мозг девушки воспринял этот звук, как сигнал к действию. Ноги Эни понесли ее вдоль ограды, словно на подошве ее туфель внезапно образовались мощные моторчики. Выход наружу нашелся почти сразу. Полуоткрытые ворота заросли мелким вьюном, пустившим голубоватые ягодки, странно смотревшиеся на фоне ярких теплых красок просыпающейся природы осени.

Эни поднырнула под висящие вьюночки, неловко зацепив и потащив за собой целую гроздь голубоватых ягод. Отмахнувшись от очередной грозди перед глазами, девушка вцепилась обеими руками в решетку, отметив про себя, что вся кожа рук с тыльной стороны ладоней у нее покрыта мелкими ранками. В ранках застывшими полосками притаилась кровь, будто сомневаясь, стоит ли выплескиваться наружу. Эни чуть дольше, чем следовало бы, задержала взгляд на ранках и пропорола колготки высунувшейся из земли острой веточкой. Девушка печально оценила результат и тихо захныкала про себя, жалея, что рядом нет Курта, который мог бы пожалеть ее. Хотя нет. Эни надула губки, Курт жалеть бы не стал. Он считал своей личной прерогативой ругать Каели за любые мелкие оплошности. И данное событие вряд ли станет исключением.

Наконец, Эни Каели преодолела оставшиеся препятствия и пулей выскочила навстречу солнцу.

Глава 2 ИСКАЖЕННАЯ ОДНОЛИКОСТЬ

  Ты слушаешь, как я пою фальшиво,   И злобная усмешка играет на губах,   Покуда вторить тебе будет криво   Каждый, моим уделом станет страх.   Не скрыться от тебя — ты словно око мира,   Насквозь увидишь слог и лживый стих,   Лишишь свечения любого ты кумира   До бесполезности скорлупок всех пустых.   Ты воплощаешь весь мой ужас, и я в плену   Лелею давнюю мечту сбежать и возродиться,   А для тебя судьбу желаю лишь одну:   Пропасть, исчезнуть, раствориться…   Когда мне душу вдруг захочется открыть,   Когда я вновь сложу мелодию красиво,   Тебя здесь больше не должно быть,   Ведь все, что я пою, фальшиво…

Некоторые люди находят в смерти определенные отблески красоты. Некая граница, что отделяет только что плескающуюся поверхность горной реки жизни от мертвецкой неподвижности, совершенно неуловима. А то, что трудно достать или просто ощутить, всегда неимоверно манит. Кто-то ищет эту границу, шныряя по кладбищам или одеваясь в одежды чернее ночи, но, в общем-то, этот переход можно прочувствовать и без всяких дополнительных ухищрений. Стоит разок окунуться в шум, созданный юными дарованиями местных образовательных структур, а потом сравнить его с тишиной, которая окутывает опустевший двор после звонка на урок. При всем желании не получится ухватить тот момент, когда окончательно затихает гул. Граница размыта. Энергия медленно пропадает, словно ты уже вступил в затишье, перешел грань, погрузился в смертельное забытье…

Но двор этой школы не казался мертвым. Жизнь так и била ключом, воплощаясь в незримом противостоянии двух персон, облюбовавших себе территорию у самых ворот.

Курт сосредоточенно разглядывал ограду школы.

— Что, высоковато? — сочувственно поинтересовался Кутейников.

Юноша кинул на мужчину мрачный взгляд.

— Возможно, барьер и преодолим. Но не с моими спортивными успехами.

Завуч сочувственно цокнул языком.

— Люблю людей, которые объективно оценивают свои возможности, — бодро сообщил он Курту.

Юноша подавил желание закатить глаза. Боже, что он тут делает? Он потратил целых пятнадцать минут, пытаясь убедить Кутежа выпустить его за ворота, но не добился абсолютно ничего. Не помогло даже напоминание о том, что он, Курт, является президентом Ученического Совета.

«Хочется вызвать в памяти все те случаи, когда я выполнял обязанности, входящие в его компетенцию. И намекнуть в легкой манере, что такого делать больше не собираюсь», — мстительно думал Курт, потирая указательным пальцем левую бровь. Раздражение начало накатывать с новой силой. Из-за упрямства Кутейникова ему даже пришлось изобретать альтернативные пути побега, и ближайший был перемахнуть через ограду. Совсем не в стиле аккуратного и собранного Курта, но он все больше нервничал, надеясь только на то, что Эни все-таки не решится войти на территорию Разбитого парка. Сейчас же ему предстояло выполнить трюк, который по силам мог бы быть только членам спортивной команды школы. Курт в этом отношении был профаном.

— Там острые концы, — предупредил Кутейников, заинтересованно наблюдая за метаниями юноши. — Вовремя не среагируешь, и, считай, пельмешка на вилке.