– Прошу. Пусти.

Меглин с трудом разжимает руки. Самарин судорожно и резко вдыхает, откатывается в сторону, пытаясь отдышаться.

– Что тебе нужно? Зачем ты все устроил?

Самарин поднимается на ноги.

– Поговорить. Нам есть что вспомнить, да, Родя?.. Сядь… Пожалуйста…

Меглин садится на стул у стены. Самарин подходит к нему и пристегивает его руку к трубе отопления наручниками. Отходит.

– Прости, это личная беседа…

Она слишком поздно считывает опасность в его глазах и едва успевает повернуться – подошедший сзади Макс бьет ее прикладом в лицо, и она падает.

– Тихо… Тихо… Пусть отдохнет, заслужила. Не оставишь нас?

Макс выходит, кивнув. Самарин ставит на середину комнаты старый, облезлый стул со сломанной спинкой, садится напротив Меглина.

– Всю жизнь я хочу понять, что такое человек. До чего может дойти. Как он устроен. Здесь. И здесь, в районе сердца. И главный вопрос. Можно ли отнимать жизнь. И не имеет значения – у кого. Если ты решился – ты уже убил.

– Убьешь меня?

– Ты же знаешь. Я никогда в жизни никого не убивал. Я не убийца, Родион. На этих руках нет крови. Я… не хочу тебя убить. Я хочу, чтобы ты страдал. Сходил с ума. Чтоб ты видел, как все, что ты любил, умрет – благодаря тебе. Я поклялся себе. Много лет назад. Помнишь этот дом? Ты родился в нем. Вырос. Посиди. Вспомни.

Самарин наблюдает за ним. Достает папиросы. Щелкает зажигалкой, и это активирует воспоминание Меглина, в котором мужчина в тельняшке-безрукавке, обнажающей бугры мышц в выцветших тюремных татуировках, закуривает папиросу.

– Помнишь, что здесь случилось?

– Здесь маму убили… И отца…

– Да, но кто убил? Этого тоже не помнишь?

Меглин смотрит на него и по торжеству в глазах Самарина понимает, что проиграл, хотя и отказывается признать это сразу.

– Все ты помнишь. Просто отказываешься признать. Я тебе помогу. Родя?.. Ты меня слышишь, Родя?..

– Не лезь к нему!