– Никак, любой подойдет.
– Не любой. Он ищет тех, кто в чем-то виноват.
– А других и нет. Без греха. В том-то и дело. Все виновны. Это он пытается сказать. Все люди виновны, что он такой.
– Как он находит? Помощников?
– Они сами идут. Всегда. Ты их просто видишь. На улице. Везде. Ошибка думать, что маньяки – это они. Маньяки – это мы. Все.
Заплакала Вера. Есеня приняла к обочине.
Свет компьютерного монитора в темноте. Где-то у кровати горит светильник, кутая комнату в полумрачный теплый свет. В мессенджере запущена программа искажения голоса. Идет вызов.
Человек, сидит на кресле у письменного стола. Он обнажен до пояса. Лезвие в его руках. Сигнал вызова.
– Мы на месте.
– Начинайте.
Связь обрывается. ТМНП проводит лезвием по руке, прочерчивая красную черточку, проваливается в воспоминание и нервно щиплет себе руку, глядя в радостном предвкушении, как отец смотрит его запись. Она заканчивается. Отец выключает камеру. Старается не смотреть на сына. Игорь чует неладное.
– Ну… что скажешь?
– Кому-нибудь еще показывал?
– Нет.
Григорьев достает из магнитофона кассету, достает из нее другую, пленочную, размером поменьше, вытаскивает пленку. Поджигает в пепельнице, пленка чадит.
– Папа…
Григорьев разворачивается и раскрытой пятерней бьет Игоря так, что он отлетает и бьется в стенку, а потом сползает по ней на пол.
– Молчи!
Игорь плачет, размазывая по лицу кровь.
– Я думал, дело во мне. Ни хрена. В тебе. Ты больной, ублюдок маленький!