– Я не могу по-другому. Я не могу дать тебе умереть.

Он смотрит на нее в упор. Она догадывается о том, что он хотел сказать.

– Прошу. Поверь мне. Я нас выведу. Но все должно выглядеть по-настоящему.

Есеня обмотала голову Самарина курткой, так, что они оказались связаны в единое целое – он достаточно свободен, чтобы пройти турникет, но вырваться не может.

– Не двигаться! Если кто дернется, я в него пулю всажу, ясно?..

Охранники жмутся к стенам. Им дают пройти. Показались мостки и вода. Снайперы на вышках прильнули к винтовкам. Есеня распутывает куртку и прижимает Самарина к стене.

– Готов?

– Сделай уже…

Есеня размахивается пистолетом и вбивает ствол в рот Самарина, разрывая губы и кроша зубы. Он орет от боли, но она, схватив его за волосы, не дает убрать голову и ввинчивает пистолет дальше, дальше в горло, насколько возможно. Худой удивленно хмурится.

– Что она делает?..

Есеня выходит на мостки – они с Самариным идут в одном темпе, ритме, словно партнеры в бальном танце. Есеня одной рукой почти нежно придерживает Самарина с залитым кровью подбородком и воротом рубахи, вставив вторую руку с пистолетом ему в рот.

– Мой палец! На спусковом крючке! Если убьете меня – он погибнет! Если раните – он погибнет! Даже если я оступлюсь – он погибнет! Поэтому не надо меня пугать!

Они медленно идут по мостку, прижавшись друг к другу. Начальник тюрьмы смотрит на Худого. Тот качает головой – не надо.

– Из моей тюрьмы не бегут!

– Пусть. Уходит.

Есеня отходит по мостку. До стоянки, у которой, среди других, припаркована машина Самарина.