Лаура слушала меня с понимающим выражением лица.
— Эмили не согласилась бы с тобой. Мы с ней часто об этом спорили.
— Значит, ты считаешь так же, как я?
— Да, — подтвердила она. — И имею на это примерно такое же моральное право, как и ты.
На мой вопросительный взгляд она ответила ироничной улыбкой.
— Да брось. Практически все люди, законно рожденные на территории Содружества с начала 60-ых, подвергались доэмбриональной или эмбриональной генной обработке.
— Речь идет только о профилактике врожденных заболеваний и дефектов. Это тоже может иметь непредсказуемые последствия. Но это не настолько серьезно, как…
— Кроме упомянутых тобой обязательных процедур, гарантированных государством каждому гражданину, генетики с удовольствием произведут и другие — при наличии у клиентов желания и средств.
Лаура вдруг прямо спросила:
— Ты не обращал внимания на цвет моих глаз и волос?
Она откинула рукой чёлку, как бы для того, чтобы мне было удобнее рассмотреть глаза. Я обратил внимание и на её глаза, и на её волосы с первого же взгляда, и с тех пор не упускал случая полюбоваться на них. Но я порадовался появившемуся «законному» поводу посмотреть на них открыто.
Как и прежде, её глаза, оттененные длинными черными ресницами, заворожили меня своей кристальной сапфировой синевой. Форма глаз, даже рисунок сетчатки — всё было безупречным, будто принадлежало руке гениального художника, а не было результатом случайности.
— В природе такого сочетания практически не встретишь. Но я не ношу цветных линз и не крашу волосы, — прокомментировала Лаура, не замечая или делая вид, что не замечает в моем взгляде ничего, кроме научного интереса.
Некоторое время она задумчиво молчала, как будто колебалась, стоит ли ей продолжать этот рассказ. Но, завидев интерес в моих глазах, объяснила:
— Мой папа не был сторонником серьезных генетических изменений. Он согласился на обработку лишь из опасений, что ребёнок может родиться больным или не родиться вовсе. Что же до мамы… мысль, что она может решить, какой будет ее дочь, вызвала у нее неописуемый восторг. Маман восприняла это приблизительно как выбор платья или украшений. У нее сразу возникло тысяча и одно пожелание к генетикам. Моё счастье, что на тот момент наука не позволяла воплотить большую часть из них, а отец категорически возражал против любых рискованных экспериментов. Но, что касается цвета волос, глаз — все это приветы от мамочки.
Мне сразу вспомнилось прочтенное о Жозефине Фламини и о ее желании сделать дочь актрисой. По тону Лауры было понятно, что ее отношения с матерью являются непростыми. Но я посчитал, что спрашивать об этом было бы слишком, учитывая, как мало мы все-таки знакомы. «Одно можно сказать о ее матери — у нее действительно хороший вкус», — подумал я невольно.
Из раздумий меня вывел голос Лауры:
— Что ж, думаю, чай уже заварился.
— Да, верно.
Я налил нам по чашечке, и мы не спеша сделали по пару глотков пышущего паром ароматного напитка.