«
Факт того, что я вижу эти строки в этом документе, красноречиво свидетельствовал о полной маргинальности СБС, которая не стеснялась предъявлять мне обвинение в нарушении секретности несмотря на то, что сама же признает, что мои сведения помогли им в раскрытии ряда преступлений. Причин для радости здесь точно не было. И все-таки я не смог сдержать удовлетворенную ухмылку, когда прочитал фразу про более чем 20 человек из НСОК, последовавших моему примеру.
— Я смотрю, вас задело, что моё маленькое начинание набрало популярность, — заметил я.
Строго посмотрев на меня, Миллер покачала головой, и перешла в атаку.
— Я поражаюсь, с каким цинизмом ты кичишься тем, что запустил кампанию по преданию огласке государственных тайн, которым предписывалось, и не без важных на то причин, храниться под грифом «совершенно секретно» еще десятки лет. У тебя вообще нет чувства ответственности перед государством и обществом?
— Знаешь, Миллер? Можешь засунуть свои нотации себе в задницу! — без тени почтения к ее высокому прокурорскому статусу заметил я.
— Эй, я попрошу, — оживился Лоусон.
— В твоем понимании «ответственность» — это значит поспособствовать сокрытию в тайне военных преступлений?! — не обратив на него внимания, спросил я у Миллер, испепеляя ее взглядом.
— А ты пробовал просто сообщать об этом в компетентные органы, а не кричать в телестудии?
— Ко мне уже являлись из «компетентных органов». Ваши кореша Штагер и Майлс, которые, как вы теперь тут втираете, «действовали правильно и добросовестно». Они велели мне молчать, и пригрозили, что иначе запихнут в психушку! — все больше распаляясь, заявил я.
— Господа, дамы! — с большим трудом вклинился в перепалку Лоусон. — Прошу вас, давайте не будем надолго застревать на этом эпизоде. Я не вижу причин скрывать от подозреваемого, что в рамках сделки со стороной обвинения, которую мы намерены предложить, я готов отказаться от обвинения по данному эпизоду. При условии, конечно, что подозреваемый публично отзовет свой призыв, призовет своих последователей прекратить эту акцию и уважать свои обязательства по хранению государственной тайны.
Миллер недовольно поморщилась, как будто раздраженная на своего босса за то, что он не ко времени раскрыл карты. Что до меня, то при словах Лоусона об отзыве моего призыва, сказанных таким будничным тоном, словно это давно решённый вопрос, и у него нет ни малейших сомнений, что я сделаю то, что он хочет, я начал закипать. Но усилием воли заставил себя пока еще остыть. Внимательно посмотрев на Лоусона, я прямо спросил:
— Итак, о какой сделке речь?
Вместо него начала говорить Миллер:
— Речь идет о предъявлении вам обвинений исключительно по эпизодам «А» и «Е» — событиям в Центральной Африке и Центральной Европе. По остальным эпизодам, включая эпизод «Т», при выполнении, конечно, условия, о котором мы только что упомянули, никакие обвинения не будут предъявлены.
Не сводя с меня пристального взгляда, она объяснила:
— По двум упомянутым эпизодам есть неоспоримые доказательства, включая фактически твое признание. Речь идет о соучастии в убийстве более чем 60 человек в мирное время, большинство из которых совершены в момент, когда ты официально не работал даже в ЧВК. Перевести вину на других, в особенности на тех, кто до сих пор нам кажется призраками, в таком деле не выйдет. За такое тебе светит высшая мера, с перспективой замены на пожизненное заключение. Дело может быть передано на рассмотрение трибунала хоть завтра, и обвинительный приговор будет вынесен в течение пары месяцев. Уверена, ты и сам это отлично понимаешь.
Я почувствовал, как мои кулаки сжимаются. Миллер же невозмутимо продолжила:
— Мы как сторона обвинения согласны сделать самое большее, что можем в такой ситуации, дабы помочь тебе — сосредоточить внимание трибунала на всех смягчающих обстоятельствах. В том числе и на том, что ты, вероятно, действовал под влиянием других лиц, которыми ты был введен в заблуждение насчет того, что их приказы якобы отдаются в интересах Содружества. В порядке исключения из исключений мы попросим для тебя не пожизненное, а просто достаточный срок заключения, который окончится еще до твоей старости. Приговор против тебя во многом предопределит и судьбу тех, чьи указания ты выполнял. Как только этот Чхон, кем бы он ни был, будет обнаружен, он последует за тобой. Причем ему будет светить высшая мера без альтернатив.
— Само собой, от тебя также потребуется ряд заявлений, — поспешил добавить Лоусон. — Ты должен будешь отвергнуть любые инсинуации, направленные против Содружества. Публично признаешь, что твои действия не были санкционированы никем из представителей Содружества, а ты был лишь введен на этот счет в заблуждение людьми из ЧВК. Мы не можем допустить, чтобы в такое сложное для нашего государства время твои разоблачения продолжали безбожно искажаться и эксплуатироваться врагами Содружества для того, чтобы порочить Протектора и других высших официальных лиц.