Виталий

Виталий приготовился к схватке с Квази, который, как шакал, крутился вокруг него. Внезапно тот схватился руками за живот и обрушился на пол, скривившись, как от боли. Другой уголовник бросился к нему на помощь. Виталий не сдвинулся ни на миллиметр. Несмотря на облегчение, которое он испытал оттого, что схватка не состоялась, он интуитивно чувствовал опасность. И последующие события показали, что он был прав.

— Что с тобой, Квази, бл. ть, что с тобой? На помощь! На помощь! — заламывал руки молодой.

Виталию показалось, что тот переигрывает. Как-то неестественно он звал на помощь, как плохой актер дешевого фильма. Виталий во всем любил качество. Его собственный перфекционизм позволил ему добиваться в жизни впечатляющих результатов. Он чувствовал, что жизнь Квази не в опасности, слишком уж все театрально. Прибежавшие на крики Фада, второго уголовника, два полицейских открыли металлическую решетку, и один из них зашел в камеру, а второй остался на пороге, держа руку на кобуре.

— Он сейчас сдохнет! — крикнул Фад вошедшему полицейскому, который неосмотрительно склонился над Квази, лежавшим в позе креветки на полу. В этот момент Фад неожиданно выхватил у первого полицейского пистолет и направил его на второго:

— Не двигайся! Двинешься, вышибу мозги!

Полицейский боялся даже поднять руки вверх. Ударом левой ноги и последовавшим за ним хуком правой Квази вырубил первого полицейского. Виталий услышал, как треснула задняя кость его черепа при падении на кафельную плитку пола. Фад тоже услышал. На долю секунды он уставился на Квази. Второму полицейскому этого хватило, чтобы направить на него пистолет. Непонятно, какому порыву повинуясь, Виталий неожиданно для себя выбил ногой из руки полицейского пистолет. Не успел он удивиться своему проворству, как прогремел выстрел, и второй полицейский упал буквально через секунду, за которую, наверное, вся жизнь пробежала у него перед глазами.

— Валим отсюда!

Квази схватил Виталия за рукав, чтобы вытащить из камеры. Но тот остолбенел перед неподвижным телом полицейского, умершего у него на глазах. Он не в первый раз наблюдал насильственную смерть, но впервые это происходило в двух метрах от него и впервые это произошло из-за него. Квази сильно его толкнул.

— Ты можешь оставаться, если хочешь, но вышка во Франции не отменена. Хотя, может быть, они сделают исключение для русского, убившего французского полицейского.

«Русский? Откуда он знает, что я русский? — напрягся Виталий. — Ведь я не произнес ни слова, с тех пор, как они появились».

Из всей троицы только Виталий не был вооружен. Оба бандита пользовались им, как щитом, всякий раз, как проходили через дверь. По пути к выходу им пришлось обезоружить всего двух полицейских, пивших кофе у автомата. Одному из них Квази даже врезал, потому что тот не слишком проворно лег на пол. Вместо того чтобы пройти через основной вход, наверняка заполненный ментами, Квази молча указал дулом пистолета на запасный выход в конце длинного коридора. Виталий, подгоняемый уголовником, осторожно толкнул тяжелую металлическую дверь с сигнализацией. Фад прикрывал тыл. Завыла сирена. Они бросились наружу.

На улице стояла жуткая жара. Или так показалось Виталию после холодного подвала камеры. Квази вытащил его на паркинг позади комиссариата полиции. Нестройный ряд кривоватых пальм с видом провинциалок на Тверской высились вдоль дороги на фоне голубого моря, незаметно переходящего в такое же голубое небо. Две чайки, нервно крича, стремительно пролетели мимо. Определенно, это был Лазурный берег.

Ольга

В то время как Ольга направлялась ко дворцу «Матильда» в Виль-Франше за рулем своего «Aston Martin», Марина, сидящая рядом, активно распространяла светской элите новость об аресте «ее близкого друга Виталия Романова», уточнив, что празднование его дня рождения все равно состоится, как и было запланировано. Девушки ехали проверить, как идут приготовления к празднику.

Ольга обожала организовывать все с размахом и роскошью. Она бы с удовольствием этим занималась за деньги, если бы женщине в ее положении было бы не зазорно работать. Иногда она спрашивала себя, не связана ли ее неспособность взять судьбу в свои руки и самостоятельно принимать решения со страхом оказаться не на высоте. Ей казалось, она не умеет жить. Она вела машину на бешеной скорости вдоль обрыва, и в один момент ей даже захотелось сделать резкое движение руля вправо и полететь в море, блестевшее тысячами слепящих солнечных бликов. Она чувствовала себя одинокой, безнадежно одинокой. И все эти «Aston Martin», «Maybach», роскошные яхты, горы бриллиантов, дворцы, частные самолеты, дорогущие платья и миллиардеры не могли заполнить ее одиночество.