И на стол шмякнулись рваные, мокрые мужские трусы. Вера брезгливо отстранилась. Заметив это, женщина осуждающе покачала головой и принялась демонстративно водить по столу полосатыми трусами.

— Гляжу, совсем ты, доча, к домашнему хозяйству не приучена, — запричитала она. — И очень стыдно мне понимать, что в этом только я виновата. Дурра горемычная. Но ты не думай, доча, что жизнь меня за мой проступок не наказала. Еще как наказала. В нищете ведь живу. В гольной нищете. Двоих обормотов вырастила, душу в них вложила. Денег тьму на них потратила. И никакой от них благодарности. Один горькую пьет, другой наркотой балуется. Никудышные выросли. Всю душу из меня вытрясли. А я ведь инвалид, второй группы, между прочим. У меня здоровья совсем нет. А эти упыри последние соки из меня выпивают. Сбежать бы от них куда-нибудь. Да некуда. Прости меня, доченька! За все прости!

Артистично взмахнув рыхлыми руками, женщина шмякнулась на второй табурет, грохнулась лбом на стол и громко надрывно, зарыдала.

Вера неловко погладила женщину по засаленной голове. Проявив небывалую шустрость, хозяйка резко поднялась, крепко схватила Веру за руку и принялась покрывать ее быстрыми мокрыми поцелуями. Окончательно растерявшись, молодая женщина замерла в неудобной позе. Скатавшись в тугой комок в самой глубине желудка, к горлу подкатила тошнота.

Неопрятная хозяйка, наконец, отцепилась от Веры, но по-прежнему продолжала подвывать и говорить что-то нечленораздельное. Неожиданно она вскочила, бросилась к плите, покидала из сковороды в грязную тарелку черные угольки и гордо водрузила их на стол прямо перед гостьей.

— Пирожки немного пригорели, — хлюпнув носом в последний раз, ласково сказала она. — Но ты сама видела, как я переживала. Не до них мне было. Может, чайку?

— Спасибо, я сыта, — испуганно затрясла головой Вера и встала из-за стола. — Да и домой мне пора. Поздно уже. Мы с вами еще обязательно увидимся.

— Как домой?! — опешила женщина. — Никуда ты не пойдешь. Это и есть твой дом, наш дом. Мы с тобой даже поговорить не успели. Не простила, значит, меня, Вера. Да?

И женщина сморщилась, словно подпорченный помидор. Судорога прошла по ее горлу, а в глазах засверкали слезы.

— Я вас давно простила, — постаралась купировать очередную порцию истерических рыданий Вера. И для пущей убедительности прижала ладони к сердцу.

— Ведь я тогда молоденькой совсем была, — всхлипнула хозяйка, театрально сотрясся огромной грудью. — Не понимала, что творю. Думала, любовь меня настигла неземная. А оказалось, пшик это пустой, а никакая не любовь. На уголовника повелась. На гада последнего. Такую дочечку ради него оставила! И мужа золотого!

Сзади хлопнула дверь, и на кухню, прямо в грязных ботинках ввалился худой, очень высокий мужчина лет тридцати. Запах спиртного заполонил крошечное помещение, перебив даже едкую вонь гари. Тошнотворный комок в горле начал быстро расширяться. Вера зажала рот рукой и, бесцеремонно отпихнув новоприбывшего, выскочила из кухни. Она едва успела склониться над грязной ванны, как все содержимое желудка вырвалось наружу.

Обливаясь холодным потом и мучаясь угрызениями совести, она вышла из санузла.

— Ну че, сестричка, оклемалась? — заржал молодой мужчина. — Королевна ты наша. Сразу видно, не приучена ты к такому гадюшнику. Сама-то обосновалась в благоустроенной квартирке. И посудомоечка там, и машинка стиральная — все условия. А про нас, сука такая, даже не подумала. Видишь, теперь в каком говне твоя матка с братаном живут? Каким дерьмом питаются? Эгоистка ты, Верка! Эгоистка! Если сама в золоте купаешься, то могла бы и родным своим кусочек пышного пирога отломить.

— Какого пирога? — попятилась спиной к выходу Вера. — Что ты несешь?

— Золотого пирога, — оскалился мужчина и медленно пошел прямо на нее. — Говори, сука, куда деньги Санины девала! Не все же ты на морду новую потратила. Что-то, да осталось.

Его слова плохо доходили до Вериного сознания. Он подходил все ближе, все острее чувствовала она страшную угрозу, исходящую от него. Не в силах оторвать взгляда от его ледяных глаз, она словно находилась под гипнозом. Только тогда, когда он сделал резкий рывок навстречу, в ее голове неожиданно разъяснилось, и она смогла побежать. Но было слишком поздно. Тяжелая туша повалила ее на пол. Холодные пальцы обхватили шею и начали сдавливать горло. Дыхания катастрофически не хватало. Она тщетно раскрывала рот, пытаясь поймать хотя бы толику кислорода. Но воздуха вокруг не было. Ее засасывал мощный безвоздушный вакуум, и у нее больше не было сил сопротивляться.

— Говори, где деньги или я убью тебя, — из самой преисподней донесся до нее злой шепот. — Будешь говорить?

Мертвая хватка немного ослабла, и она смогла слабо кивнуть. Тут же мощные тиски сомкнулись на талии и потащили ее вверх. Его глаза оказались напротив ее. Колючий взгляд прокалывал зрачки насквозь, доставляя физическую боль. Вера застонала и прикрыла веки.

— Деньги лежат у тебя дома? — тихо, вкрадчиво спросил он.