По повелению великого князя Ивана III 17 октября 1490 года в Москве собрались ростовский архиепископ Тихон, суздальский и тарусский епископ Нифонт, сарский (сарайский) и подонский епископ Прохор, рязанский епископ Симеон, тверской епископ Вассиан (Стригин-Оболенский), пермский епископ Филофей, архимандриты и игумены, в том числе игумен Троице-Сергиева монастыря Афанасий. Присутствовали на Соборе старцы Нил Сорский и Паисий (Ярославов), а также представители белого духовенства. Священный Собор проходил в палатах митрополита Зосимы. Великого князя представляли бояре князь Иван Юрьевич Патрикеев, Юрий Захарьич Кошкин, Борис Васильевич Кутузов и дьяк Андрей Майко. Предварительно великий князь велел всем участникам изучить списки и грамоты, присланные новгородским архиепископом, а в Москве провести собственное расследование о ереси и собрать показания свидетелей.
На Соборе перед еретиками зачитали грамоты архиепископа Геннадия. Обличаемые не признавали своей вины. Обращаясь к еретику монаху Захару, митрополит Зосима спросил: «Захария, чего ради преступаешь закон Божий и почему не велишь кланяться святым иконам?» Тот в ответ произнес ругательства. Свои показания на Соборе предъя-вили свидетели. Когда расследование было завершено, в палаты пришел Иван III. Однако он с неохотой признавал очевидное.
В завершение был составлен соборный приговор. Еретикам вменялись в вину поругание икон, хулы на Иисуса Христа, Пресвятую Богородицу, святых, отрицание веро-учения семи Вселенских соборов, нарушение постов, почитание субботы более воскресенья, неверие в Воскресение и Вознесение Христа[408]. По мнению исследователей, «особую важность имеет указание приговора, что решительно все новгородские еретики почитали ветхозаветную субботу, „паче воскресения Христова“, и что они не веруют ни Воскресению, ни Вознесению Христову. Эти особенности вероучения еретиков прямо указывают на их отступничество от веры христианской к „обычаю жидовскому“»[409].
Далее требовалось решить судьбу еретиков. «Летопись Татищева» рассказывает, что Собор, рассмотрев все вины еретиков, пришел к выводу, что их «сожещи достоит», как и требовал архиепископ Геннадий в своем послании. Но мит-рополит Зосима, «яко волк в овечей одежде», воспротивился этому решению: «…достоит я (еретиков. —
На Соборе осудили девять человек, почти все — новгородцы. Еретики-священнослужители были извергнуты из сана, все обвиняемые отлучены от Церкви и разосланы в заточение. Часть осужденных отправили для наказания в Новгород. За 40 верст от города их в вывернутой на-изнанку одежде посадили на лошадей лицом к хвосту, «яко да зрят на запад уготованный им огнь». На головы еретикам надели берестяные шлемы с мочальными хвостами и веники из соломы. На каждом осужденном была табличка с надписью: «Се есть сатанино воинство»[411]. В таком виде процессию провели по Новгороду, затем на головах у еретиков сожгли берестяные шлемы[412].
Старца Нила пригласили на Собор не случайно. Столкнувшись с ересью, ранее небывалой на Русской земле, иерархи Церкви боялись ошибиться. Преподобный Нил хорошо знал жития святых и творения святых отцов. Он был точен как юрист и в то же время обладал большим духовным опытом. Что говорил старец на Соборе, неизвестно. Но мы знаем его мнение по главным вопросам, обсуждавшимся там. В «Сказании о ереси новгородских еретиков», переписанном рукой старца Нила, говорится: «Почитая церковь, икону, святые мощи или Честной и Животворящий Крест и божественные вещи, ты почитаешь того, чья церковь, или иконы, или мощи, а кроме того — почитаешь самого Бога. Если же ты бесчестишь церковь, или икону, или святые мощи, ты бесчестишь самого Бога и Его истинных служителей. Ведь если кто обесчестит образ царский, подлежит главной казни. Тем более тот, кто обесчестит Небесного Царя или образы Его святых, или Церковь, — какой муки он достоин? По Божественным правилам в этой жизни он должен быть казнен главной казнью и предан вечному проклятию, по смерти же осужден в огонь вечный, с диаволом и с распявшими Христа иудеями, сказавшими: „Кровь Его на нас и на детях наших“ (Мф. 27, 25)»[413]. И мы знаем, что Нил переписывал только то, что находил согласным со своим разумом.
О борьбе старца Нила с ересью
Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу.
Собор 1490 года стал началом борьбы с ересью. Его решения затронули только новгородский кружок. Однако московские еретики оставались в силе. Некий Самсонко на допросах рассказал новгородскому наместнику Юрию Захарьевичу Кошкину, что они все собирались в Москве у дьяка Федора Курицына: «…приходит, деи, к нему Олексей протопоп, да Истома, да Сверчек, да Ивашко Чрьной, что книгы пишет, да поучаются, деи, на православных»[414]. Об этом архиепископ Геннадий сообщил в послании к епископам.
Однако дьяки Федор Курицын, Истома и Сверчок даже не были названы на Соборе. Напротив, в 1490-х годах положение Курицына при дворе только упрочилось. Иван Максимов, зять протопопа Алексия, который, по позднему признанию самого Ивана III, обратил в еретичество его невестку Елену Стефановну (Елену Волошанку), сразу после Собора сбежал из Москвы, но затем снова появился в столице и чувствовал себя здесь в полной безопасности. 4 февраля 1498 года был венчан на царство и стал соправителем Ивана III его внук Дмитрий Иванович, что значительно усилило позиции придворной партии «жидовствующих».
Сложная ситуация складывалась и в Новгороде. Вскоре после Собора 1490 года архимандритом Юрьева монастыря, который первенствовал в Новгороде, был поставлен еретик Кассиан, и владыка Геннадий оказался бессилен сместить его. Сам же он в 1503 году стараниями своих врагов был сведен с новгородской кафедры. Еще до Собора 1490 года при непонятных обстоятельствах ушел в отставку архиепископ ростовский Иоасаф, а в 1493 году покинул кафедру епископ Сарский Прохор. Возможно, что эти владыки пострадали за свое несогласие с политикой государя[415]. Некоторые благочестивые люди пытались напрямую обличать митрополита и высокопоставленных еретиков, за что митрополит Зосима лишал их Божественного причастия, священников и диаконов отлучал от сана, говоря, что нельзя осуждать ни еретика, ни отступника. Великий князь ссылал невинов-ных в изгнание; защитников веры сажали в тюрьмы, наказывали конфискацией имущества.
Главным центром борьбы с ересью в эти годы стал Иосифов Волоколамский монастырь. Историческая наука до сих пор не оценила по достоинству личный подвиг преподобного Иосифа. В то время, когда великий князь и его двор покровительствовали еретикам, а защитники Православия преследовались, волоцкий игумен, не думая о собственной безопасности, создал настоящий фронт по борьбе с ересью. Он повсюду рассылал свои послания, обращался к епископам, прося у них поддержки. Иосиф Волоцкий старался найти доступ к великому князю, но только в 1502 году он, наконец, встретился с Иваном III. Вот как рассказывал об этой встрече сам преподобный в письме княжескому духовнику архимандриту Митрофану:
«Коли, господине, был есмь на Москве, ино, господине, государь… говорил со мною наедине о церковных делех. Да после того почял говорити о новогородцких еретикех. Да молвил мне так: „И яз, деи, ведал новогородцких еретиков, и ты мя прости в том, а митрополит и владыки простили мя!“ И аз ему молъвил: „Государь! Мне тобя как пращати?“ И он молвил: „Пожалуй, прости мя!“ И яз ему молвил: „Государь! Только ся подвигнешь о нынешних еретикех (если начнешь преследовать нынешних еретиков. —
В следующее свидание с государем Иосиф Волоцкий опять просил его послать в Новгород и другие города своих людей для выявления еретиков. «И князь великий молвил: „Пригоже тому быти, а и яз, деи ведал ереси их“. „А однолично, деи, пошлю по всем городом, да велю обыскивати еретиков, да искоренити“»[417]. Государь пригласил преподобного на обед, во время которого задал ему вопрос: «Како писано, нет ли греха еретиков казнити?» Волоцкий игумен стал по памяти цитировать послание апостола Павла к евреям: «Аще хто отвръжется закона Моисеева при двою или при трех свидетелех, умирает». «Колми паче, — продолжил он, — иже Сына Божиа поправ и дух благодати укорив»[418]. На этих словах великий князь велел ему замолчать, но тем не менее подтвердил решительность своих намерений: «Пошлю, деи, чяса того, да того обыщу; а толко, деи, яз не пошлю, да не попекуся о том, ино, деи, кому это зло искоренити?»[419]
Как показало время, Иван III не очень торопился с исполнением своего обещания, о чем Иосиф Волоцкий с горечью писал через год в письме духовнику великого князя: «И яз чаял тогьды же государь пошлеть, ино уже тому другой год от велика дня (Пасхи. —
В течение тех долгих четырнадцати лет, что прошли между Соборами 1490 и 1504 годов, у противников ереси оставалось единственно возможное средство противостояния ей — богословское обличение и опровержение еретических учений. В 1489 году дьяк Василий Мамырев заказал на свои средства икону «Символ веры», которую подарил в Благовещенский собор Московского Кремля[422]. Этот храм был домовой церковью великого князя и стоял на его дворе. Дьяк, скорее всего, был хорошо осведомлен о ереси, расцветавшей под крышами великокняжеских теремов. Именно по инициативе Василия Мамырева иконописцы разработали сложную иконографию нового образа. Его название говорит само за себя. Икона безмолвно свидетельствовала об истине Православия перед очами державного государя. По указанию новгородского архиепископа Геннадия были выполнены переводы не только библейских книг, но и латинских полемических сочинений против иудаизма. Благодаря усилиям владыки библиотеки Волоколамского, Кирилло-Белозерского, Соловецкого монастырей пополнились сочинениями Дионисия Ареопагита, Афанасия Александрийского, Кирилла Иерусалимского и других отцов Церкви.
В самом начале 1490-х годов преподобный Иосиф приступил к сочинению богословского трактата против еретиков. Он состоял из отдельных «Слов». По мнению А. И. Алексеева, к 1504 году трактат уже существовал в составе четырнадцати «Слов»; 15-е и 16-е были написаны в 1505 году. Позже этот знаменитый сборник получил название «Просветитель».
О цели своего труда волоцкий игумен написал так: «Этой беды ради и я выбрал из Священного Писания и святоотеческих творений некоторые обличения против речей еретиков. И хотя я невежествен и неучен, но и я, по силам моим, должен позаботиться об обличении еретиков»[423]. Возможно, что в работе над «Просветителем» принимал участие и Нил Сорский. Во всяком случае, он переписал своей рукой начало «Сказания о новоявившейся ереси», 1-е, 2-е, часть 7-го, 8-е, 9-е и 10-е «Слова» «Просветителя» (список с автографами старца сохранился до наших дней)[424]. Как текст памятника мог оказаться в Ниловой пустыни?
Из Жития Иосифа Волоцкого известно, что в скит к старцу Нилу, который «как солнце сиял тогда в стране Белоозера», преподобный Иосиф прислал своих учеников Нила (Полева) и Дионисия (Звенигородского Лупу). (Некоторые источники говорят, что они покинули монастырь Иосифа самовольно; однако, если учесть то уважение, которое Нил (Полев) и Дионисий всегда выказывали по отношению к своему духовному отцу, то эти сведения вряд ли можно посчитать достоверными.) Между 1505 и 1507 годами они привезли в Белозерье рукопись новой книги. Можно предположить, что волоцкий игумен просил дополнить или отредактировать текст. Большую часть сборника старец Нил переписал сам, остальные главы — еще три писца. «Просветитель», составленный в Сорском скиту, состоит из одиннадцати «Слов». Книга украшена красочными заставками неовизантийского стиля, киноварными инициалами и заголовками. Парадное оформление рукописи однозначно свидетельствует о том, что Нил Сорский поддерживал Иосифа Волоцкого в его борьбе с ересью.
Нил жил в Заволжье, где находили себе убежище многие еретики, спасавшиеся от расправы. Некоторые из них были сосланы в Кирилло-Белозерский монастырь. Скорее всего, именно в этой обители был написан знаменитый «Ответ кирилловских старцев», осуждающий Иосифа Волоцкого за его отношение к еретикам. Исследователи считают автором «Ответа» низложенного митрополита Зосиму, который находился в Кирилловской обители в ссылке и всерьез опасался за свою дальнейшую судьбу[425]. Все эти обстоятельства впоследствии дали возможность некоторым историкам утверждать, что в числе тех, кто разделял взгляды автора «Ответа», был и Нил Сорский. Однако вряд ли одновременное проживание разных лиц в соседних монастырях может служить доказательством сходства их идейных позиций. К тому же «Сказание о новоявившейся ереси», переписанное Нилом, содержит наиболее острые обвинения против бывшего митрополита Зосимы: он назван здесь «Июдой предателем», «головней содомской», «скверным злобесным волком» (впоследствии эти красочные эпитеты были изъяты из текста «Просветителя»).