Машка Лучкина костюмы пошила. Немного великоваты, но так и предполагалось — на вырост. Я надел костюм, напялил берцы, не забыл и про бандану, прошелся по хате, по приседал, по нагибался. Нигде не жало, не тянуло и не натирало. Молодец Машка! Если золотишко нароем, надо будет ей швейную машинку прикупить. Вроде фирма «Зингер» их уже выпускает. Архипка посмотрел на меня и спросил:

— Немтырь, ты зачем бабский платок на голову напялил?

— Ничего ты Архипка не понимаешь. Это не бабский платок а бандана, удобнейшая вещь, летом по лесу шариться. Давай одевайся, гляну на тебя со стороны.

Архипка оделся, я повязал ему бандану, отошел немного и сказал:

— Ну-ка походи по приседай, руками помахай. — Архипка подчинился: — Нигде не жмет? Двигаться не мешает?

— Не, не мешает, а карманов сколько!

Выглядел Архипка вполне прилично. Калаш ему в руки, рюкзак за спину, ну чисто сталкер из любимой игрушки. Блин! Вот тормоз то! Рюкзак! Забыл про рюкзак. Оставшуюся ткань Машка отдала — на два рюкзака хватит. Надо снова договариваться с ней. Поясных ремней нет. Кожу на ремень найдем; за пряжками к Митьке обращаться придется, и еще для рюкзака надо пряжки сделать. Эх, нелегка ты — жизнь попаденца! Но деваться некуда, будем соответствовать.

Провозился больше недели. Сначала Машке надо было объяснять и показывать что такое рюкзак, а потом с Митькой стали изобретать пряжки для поясных ремней. За образец хотел взять пряжку офицерского ремня с двумя язычками. Но изготовить такую в деревенской кузне оказалось делом очень не простым, пришлось отказаться от девайса, и довольствоваться самым примитивным изделием, а именно отковали стерженек диаметром миллиметра четыре и длиной миллиметров триста пятьдесят, согнули, поставили два язычка и пряжка готова. Не слишком эстетично, но вполне функционально и прочно.

В порядке подготовки обратился к Бабе Ходоре с вопросом по поводу средства от комаров и гнуса. Та не задумываясь сказала:

— Есть и не одно. Тебе какое надобно?

— Хотелось бы то, что получше и не слишком вонючее.

— Ишь ты какой нежный! Ладно есть одно такое, но там толочь корешки надо. Так что завтра приходите ко мне с Архипкой да Катькой — они учиться будут, а ты толочь.

— Ну толочь так толочь.

И вот сидим мы дружной компанией за столом у Бабы Ходоры, занимаемся каждый своим делом. Архипка с Катькой переписывают с листочка, какой-то рецепт, а я, вооружившись медным пестиком, растираю в чугунной ступке корешки. Знахарка сказала, что растереть их нужно в мелкую пыль. И работа моя явно подходила к концу. Глаза уже начали слезиться от той пыли и в носу появился некий дискомфорт. Даже чихнул пару раз.

— Что пробирает тебя жабий корень? — засмеялась Баба Ходора.

Ответить я не успел; дверь распахнулась и в избу ввалилась странная компания. Первым вошел здоровенный жлоб с черными усами на красной морде. Он оглядел хату и отошел в сторону, давая дорогу господину в длинной шубе, который едва войдя небрежно стряхнул явно дорогую шубу на пол и прошел на середину хаты, постукивая тростью. Несмотря на некоторую полноту, двигался господин легко и мягко. Он как бы перетекал с места на место и чем-то неуловимо походил на огромного кота и одновременно на артиста играющего Эркюля Пуаро, по крайней мере усики были один в один. Веяло от этого господина не шуточной опасностью и заграницей, как впрочем и от жлоба, который подняв, скинутую господином шубу, и не найдя куда повесить держал ее в руках. А в хату тем временем прошмыгнул еще один худосочный типчик с вытянутой, похожей на крысиную морду, физиономией и с ухватками полицейского филера. Прошмыгнув, притулился у двери, явно привычно контролируя выход.

Блин! Прямо театр абсурда какой-то. Посреди Сибири в бедную хату деревенской знахарки заявились европейские общечеловеки. И стало до жути интересно какого хрена они забыли в этой дыре. Ведь и в двадцать первом веке «просвещенные» европейцы имели весьма смутное представление о Сибири, а уж про девятнадцатый век и говорить не стоит. Тем не менее вот они, нарисовались — хрен сотрешь. Почему я решил, что это иностранцы? Ну а кем еще они могли быть, если господин бросил жлобу короткую фразу на языке похожим на итальянский, хотя сам он, на мой взгляд, больше смахивал на немца. Жлоб понятливо кивнул, положил шубу на скамью у входа и уставился на нас красными как с перепоя глазками.

Господин между тем брезгливо оглядел хату, равнодушно глянул на нас и обратил свой взор на Бабу Ходору:

— Ты есть Новых Феодора? — С невообразимом акцентом вопросил он.

Баба Ходора ничего не ответила. Она стояла возле сундука с бледным лицом и выпрямившись как натянутая струна вскинула руку с раскрытой ладонью и что-то негромко но распевно говорила и что характерно, не по русски. «Пытается подействовать на толстяка ментально» — догадался я. Но попытка явно не удалась; похожий на киношного Пуаро, господин усмехнулся и сказал: