Глава 23

По всем внешним признакам Рики Демаркьяна следовало считать лузером. Жил он в трейлере на две каморки, который все первые годы съема исправно подмораживал его зимой и поджаривал на медленном огне летом, заставляя томиться в собственном соку под благоухание залежавшихся пищевых отходов, немытого тела и нестиранного белья. Трейлер был когда-то зеленым, но неумелые потуги горе-маляра его раскрасить привели к тому, что стенки со временем отыгрались на Рики, выцветя до синюшной серости, как у какого-нибудь издыхающего моллюска на дне загрязненного водоема.

Трейлер стоял на северной границе парка с приветливым названием «Сосновая благодать» — насквозь фальшивым, поскольку сосен здесь не было в помине (и это в краю лесов, коими славится штат Мэн), а благодати наблюдалось не больше, чем в политом кофеином муравейнике. Парк лежал в низине, окруженной тесными холмами в колючей поросли, а сама низина словно вдавливалась под тяжестью разочарованности, глухого отчаяния и зависти — бремени, нагнетаемом ее жителями.

«Сосновая благодать» изобиловала зловредами всех мастей. Что любопытно, изрядную часть этого контингента составляли женщины: сварливые, острые на язык и падкие до едкого словца оторвы-ведьмачки, до сих пор, как в восьмидесятые, в своих «варенках» и «химках» рыщущие по барам южного Портленда, Олд-Орчарда и Скарборо, — одновременно и ловчихи, и улов для гнусноватых типов, готовых раскошелиться на кутеж, или туповатых битюгов, у которых на спинище написано, что они не прочь поразминать о бабенок кулаки, а своих жен презирают настолько, что поразвлечься с чужими для них своего рода отдых от унылой неприязни к себе. У некоторых из них имелись дети — если мальчуганы, то неизбежно с перспективой уподобиться мужикам, ныряющим в постель к их мамашам; тем самым прохвостам, которых они презирают, не понимая, что рано или поздно станут в точности как они. Девочки, в свою очередь, стремились ускользнуть из опостылевшего домашнего круга через создание собственной семьи, обрекая себя на уподобление женщинам, походить на которых им хотелось бы менее всего.

Обитали в «Соснах» и мужчины, преимущественно такие, каким был когда-то сам Рики: потерянные люди, нудно клянущие свою пустую судьбину, — одни на пособии, другие вроде как при деле, но дело это сплошь крутилось вокруг кромсания и потрошения, а потому запах рыбной и куриной тухлятины стал для жителей парка своего рода кастовым клеймом.

Примерно такая работа была в свое время и у Рики. Дело в том, что левая рука у него, усохлая и бесполезная, шевелилась кое-как (результат какой-то неполадки в утробе), но Рики научился с этим изъяном справляться — в основном за счет того, что свою ущербную длань он прятал и временно о ней забывал до того момента, как жизнь кидала ему ежедневную крученую подачу в напоминание, насколько проще было бы ухватывать ее при наличии двух исправных рук. Не способствовало это и продвижению Демаркьяна по служебной лестнице, поскольку даже при наличии двух исправных рук он не мог похвастаться достаточными (перечисляем вразброс) образованием, амбициями, напористостью, смекалкой, коммуникабельностью, честностью, надежностью и некоторой гуманностью, которые позволили бы ему заниматься чем-то, помимо того же кромсания и потрошения. А потому Рики стартовал из самых низов на местной птицефабрике, где под немолчный гром взбалмошного кудахтанья сбивал с полов шланговой струей кровь, перья и курью пачкотню. Курятина шла в фастфуды, предварительно пройдя через будничный садизм конвейерщиков, которые забавлялись тем, что истязали птиц, уснащая их кончину дополнительной мукой: ломкой ног и крыльев; шипучей электрической рябью, когда свисающие вниз головой с конвейера цыпушки окунаются в воду под током, чего бывает достаточно для оглушения, но при должной сноровке их можно выдернуть чуть раньше, и тогда они, квохча и извиваясь, эту стадию минуют и находятся еще в сознании, когда многолопастные гильотины секут им шеи и куриные тела беспомощно трепыхаются в раскаленном пару обдирочных машин, выпадая из которых, исходящие влажным жаром голые тушки становятся наконец готовы к разделке на кусочки размером с жевок, которые в приготовленном виде будут иметь вкус, близкий к никакому.

Покажется забавным, но курятина у Рики почему-то не вызывала отвращения, и он как ни в чем не бывало лопал цыплят, в том числе и с той птицефабрики, на которой некогда работал. А и в самом деле, чего разыгрывать из себя принцессу на горошине: ну подумаешь, чудят над курями, поплевывают на технику безопасности, а запах не мускат (приз за личную гигиену Демаркьяну, честно сказать, все равно не светил) — надо было всего лишь приноровиться к тамошнему «амбре». Тем не менее постепенно Рики стал задумываться, что подтирать за курами — воплощение все же не самого успешного и достойного образа жизни, и он приступил к изысканию для себя более приглядного источника дохода. Его он обнаружил в компьютерах. Оказывается, в технике голова у Рики естественным образом варила — талант, который давно бы сделал его преуспевающим человеком, открой он в себе эти способности в более раннем возрасте (по крайней мере так он любил себе повторять) и дай им развитие вопреки тем многим промахам, что привели его к нынешнему скромному житью в трейлере, среди неблагодатного парка без сосен. Началось все с приобретения старенького «Макинтоша», а затем через вечерние курсы и умыкнутые в компьютерных магазинах книжки дело дошло до скачивания технических руководств с поглощением оных в один присест. Окружающий по жизни бардак смотрелся вопиющим контрастом по отношению к чистоте и упорядоченности линий и схем, что обретали очертания у Рики в голове.

Большинство соседей несказанно удивились бы, узнав, что Рики Демаркьян едва ли не самый зажиточный житель во всем парке — настолько, что мог бы легко позволить себе жилье поприличней. Своим относительным богатством Рики был в немалой степени обязан предоставлению услуг, на которые, собственно, и рассчитан Интернет: а именно — обмену в Сети. Если еще конкретнее, то оказанию различных услуг сексуального характера. А то, что Рики не переехал, так это в нем взыграла нежная привязанность к «Сосновой благодати», давшей по нечаянности начало его бизнесу.

Была здесь одна женщина, Лила Мэй, которая за деньги ублажала у себя в трейлере мужчин. В одной из местных макулатурных газетенок она размещала свою рекламу, но, несмотря на лисьи уловки по запутыванию полиции нравов (указывать не свое имя, место встречи называть лишь приблизительно), Лила регулярно попадалась и штрафовалась. В конце концов ее имя угодило в газеты, повергнув Лилу в неловкость (обитателям дыр вроде «Сосновой благодати» куда сильнее, чем в местах с более тонкой этикой, требуется кто-то, на кого можно смотреть свысока, так что «шлюха в трейлере» отвечала чаяниям соседей на злорадство просто идеально).

Женщина она была вполне ничего, во всяком случае по меркам парка, и не желала расставаться со своей сравнительно прибыльной профессией ради того, чтобы, подобно Рики Демаркьяну, взяться за шланг в куриной птицебойне. Поэтому Рики, который был знаком с ситуацией Лилы Мэй, да к тому же успел поднатореть в интернет-серфинге по всевозможным порносайтам, да еще и всем на зависть ведал тайной создания интернет-страниц, как-то вечером за пивом предложил Лиле оценить для интереса альтернативные способы рекламы ее услуг. Вместе они отправились к нему в трейлер, где Рики — едва только Лила пооткрывала все окошки и деликатно поднесла к носу смоченный духами платочек, — продемонстрировал именно то, о чем она мечтала. Увиденное так ее впечатлило, что она тут же согласилась, чтобы Демаркьян соорудил нечто подобное и ей, а в виде аванса намекнула, что если он когда-нибудь все же решит помыться под душем, то она, может, даже обслужит его со скидкой — скажем, на его следующий день рождения.

Так Лила Мэй стала дебютом Рики, а вскоре через нее на него буквально посыпались другие женщины, которых он стал скопом помещать на едином вебсайте с указанием перечня услуг, расценок и даже с портфолио тех, кто на это соглашался, а еще важнее, выглядел настолько, чтобы не отпугивать клиентуру своими неприкрытыми формами. К сожалению, Рики настолько в этом преуспел, что вскоре привлек к себе внимание ряда крайне расстроенных мужчин, обнаруживших, что в результате его действий подтачивается их статус мелких сутенеров, поскольку женщины, раньше вынужденные прибегать к их протекции, теперь оперируют на рынке в качестве свободных агентов.

Какое-то время все шло к тому, что Демаркьян мог поочередно лишиться всех остальных своих конечностей, но тут на него вышли некие джентльмены восточноевропейского происхождения со связями в Бостоне и предложили компромисс. Тех джентльменов ненавязчиво интересовала предпринимательская жилка Рики, а также женщины, работу которым он обеспечивал. В Мэн наведались двое представителей джентльменов и организовали с Рики короткий разговор, по итогам коего было достигнуто соглашение: Демаркьян несколько корректирует и фильтрует свой бизнес в обмен на беспрепятственное пользование своей единственной неусохшей рукой и гарантированную защиту от тех, кто в противном случае готов не на шутку разобраться с ним физически. Через какое-то время джентльмены наведались к нему вновь, на этот раз с просьбой, чтобы Рики разработал аналогичный сайт и для их подопечных, заодно упомянув и некоторые, гм, «специфичные варианты», которые у них была возможность предложить. Неожиданно для себя Рики в одночасье оказался занят по самое «не могу», да еще и с материалом, на который правоохранительные структуры наверняка взглянули бы косо, поскольку в нем откровенно фигурировали дети. В контактной цепочке Рики являлся лишь первым звеном; как там обстояло дальше, не его дело. Человек масштабом поменьше, вероятно, пришел бы в беспокойство и даже испытал какие-то угрызения совести; Рики же достаточно было вспомнить умирающих цыплят, и всякие шевеления чувств в нем мгновенно унимались.

Так что Демаркьян хотя и казался лузером из трейлерного парка с фальшивым названием, обитатели которого подчас бывали на «ты» с нищетой, на самом деле в своем убогом окружении чувствовал себя вполне комфортно. Деньги он тратил на постоянный апгрейд «железа» и «мозгов», DVD и компьютерные игры, научную фантастику и комиксы, а иной раз и на какую-нибудь залетную путану, зацепившую его своими данными. Трейлер, чтобы не привлекать лишнего внимания владельцев парка, налоговиков или законников, содержался все в таком же бардаке. Единственное — Рики стал чаще принимать душ: один из бостонских джентльменов посетовал, что новый костюм у него после очередного визита в «эту клоаку» вонял всю обратную дорогу по Девяносто пятой, и если такое повторится, то Демаркьяну, «дятлу яйцеголовому», придется научиться долбить клавиатуру клювом или приделанной ко лбу вилочкой, поскольку джентльмену придется сдержать свою первичную угрозу обломать Рики обе ветки и засунуть их в задницу.

И вот не такой уж и лузер Рики Демаркьян сидел как-то ночью у себя в трейлере и поколачивал правой клешней по клавиатуре, вбивая информацию, которая через правильный пароль и верную комбинацию «кликов» должна была вывести пользователя прямиком на самый отборный материал. Система запрашивала определенные слова запуска, знакомые тем, чьи вкусы распространяются на детей (самое обычное из них «Lolly», которое большинство педофилов распознают как намек на то, что их здесь ждут зажигательные, распаляющие моменты). Имя «Лолли» Рики обычно присваивал заурядным виртуальным проституткам, которых в реальности не существовало, а детали их и даже внешность группировались из историй и тел других женщин. Как только потенциальный заказчик изъявлял интерес к «Лолли», перед ним на экране разворачивалась анкета, спрашивающая насчет «предпочтительных возрастов» с опциями от «шестидесяти плюс» до «едва законных». Если указывалось второе, то заказчику высылался внешне вполне безобидный имейл, на этот раз уже с другим словом запуска (на этой стадии у Рики в фаворе был «Hobby», еще один знакомый педофилам термин) и так далее, пока в конце концов не запрашивались данные кредитки заказчика, и тогда обмен образами и информацией начинался всерьез.

Демаркьян любил работать именно по ночам. В это время «Сосновая благодать» становилась, можно сказать, благодатной в буквальном смысле слова: даже самые сварливые пары и шумные пьяницы часам к трем обычно угомонялись. Сидя в сумраке своего жилища, освещенного лишь компьютерным экраном и млеющими в темной вышине звездами, различимыми порой сквозь потолочный люк, он ощущал себя почти дрейфующим в пространстве (это было у Рики заветной мечтой: воспарить и плыть по небу в громадном корабле, невесомо и свободно, сквозь красоту и полное безмолвие).

Возраст ребятишек на экране Рики толком не различал — то ли двенадцать им, то ли тринадцать; он всегда насчет этого путался, за исключением разве что совсем уж маленьких, на снимки которых даже ему смотреть подолгу было не по себе: что ни говори, а есть вещи, вдумываться в которые невыносимо (хотя кто он такой, чтобы судить, а тем более изобличать вкусы других). Тук-тук-тук, и образ за образом находят предписанные им места в безразмерном каталоге Рики, занимая ячейки в создаваемой им виртуальной вселенной секса и похоти. Рики так погрузился в ритм своего постукивания, что не сразу различил стук в дверь, затерявшийся в общей какофонии; он расслышал его лишь спустя какое-то время, когда неведомый гость стал стучаться чуть громче.

— Кто там? — окликнул Демаркьян, приостанавливая свое занятие.

Ответа не последовало.