15 апреля 1932 года коммунисты «объявили войну Японии». Это было чисто пропагандистское выступление. Пройдет еще более пяти лет до того момента, как со стороны Красной армии раздался первый выстрел в японцев (за исключением Маньчжурии, где партийная организация находилась под контролем Москвы, а не Жуйцзиня) — что делало эту войну одной из самых длительных «странных войн» в истории. На самом деле КПК скорее объявляла войну Чан Кайши, а не Японии, поскольку в заявлении говорилось, что «для… борьбы с японскими милитаристами необходимо сначала свергнуть режим националистов». В секретных внутрипартийных документах не было ни одной ссылки на Японию как на врага.
26
Эти повстанцы принадлежали к семнадцатитысячному отраду, который ею командир в декабре 1931 года привел к красным из Нинду. Это был единственный коммунистический мятеж в армии после восстания 1927 года в Наньчане и на многие грядущие годы. Новоприбывшие увеличили численность Красной армии на театре военных действий Фуцзянь — Цзянси на одну треть, до более чем 50 тысяч человек. Их командир Цзи Чжэньтун быстро понял, во что впутал себя и свою армию, и попросил направление «в Советский Союз на обучение» — только под этим предлогом он мог бы улизнуть. Вскоре его арестовали, а потом и казнили.
27
В результате эффективной политики националистов и массового ренегатства партия больше не могла работать в подполье ни в одном городе в регионах, контролируемых Гоминьданом. В исторических книгах вина за это несправедливо возлагается на Ли Лисаня, всеобщего козла отпущения.
28
Кроме Японии это государство признали только Сальвадор, Ватикан и Советский Союз; флаг Маньчжоу-Го развевался над его консульствами в Чите и Владивостоке. Таким образом Сталин пытался успокоить Токио, чтобы японцы не повернули на север и не напали на Советский Союз.
29
В 1934 году Москва ежемесячно передавала КПК 7418 «золотых долларов». Русские пытались посылать оружие в счет этих денег, но китайская Красная армия не могла выполнить инструкции Москвы по созданию плацдарма в порту, куда «можно было бы транспортировать контрабандное вооружение и медикаменты».
30
Подобные трагедии не были редкостью. Революция принесла много горя своим приверженцам. До прихода к власти от коммунистов требовали, чтобы они не только бросали своих детей, но буквально приносили их в жертву и продавали — или отдавали на продажу, — чтобы пополнять партийные фонды. Партийная ячейка друга Гуйюань Цзэн Чжи в Амос продала ее сына-младенца за 100 юаней; покупатель заплатил авансом, и партия истратила деньги, поставив Цзэн Чжи перед свершившимся фактом. Более полувека спустя она сказала: «Конечно, мне было очень больно. Перед тем как моего сына отнесли в дом покупателя, мы с мужем пошли поиграть с ним в парк Сунь Ятсена. Он был такой милый полуторамесячный малыш, он все время улыбался. Мы назвали его Те Ню [Железный Бык]. Он никогда не плакал без причины и редко пачкал пеленки, так что мы взяли его поиграть. Он был так счастлив. А потом мы остались без него. Это было невыносимо. Мне удалось преодолеть боль, но мой ребенок умер 26 дней спустя… Наш партийный секретарь не посмел мне об этом сказать, хотя я уже знала. Он молчал, и я ничего не говорила. Как-то ночью мне было так больно, что я разрыдалась, но тихо, не хотела смущать других, не хотела, чтобы они знали [что она оплакивает своего ребенка]. Потом он как-то увидел, что я плачу, и догадался почему, и попросил у меня прощения».
31
Красные лидеры позже признали, что это название было чисто пропагандистским. «Никто и не думал о походе на север для борьбы с японцами», — отметил Браун.
32
Из другой половины (около 40 тысяч), не переправившейся через реку, более 3 тысяч были убиты. Остальные либо разбежались там же, либо погибли в предшествовавшем переправе шестинедельном переходе от болезней, истощения и в перестрелках, или дезертировали.
33
То, что сестра жены Чан Кайши была русским агентом, скрывалось на протяжении всей ее долгой жизни и остается малоизвестным фактом до наших дней. Однако секретное письмо, написанное ею 26 января 1937 года Ван Мину, главе делегации КПК в Москве и личному «куратору» Сунь Ятсен, не оставляет на этот счет никаких сомнений. Письмо начинается так: «Товарищу Ван Мину. Дорогой товарищ: я должна проинформировать вас о следующих фактах, поскольку они представляют опасность для моей деятельности… в Китае в ближайшем будущем. Я представляю их вам в надежде, что вы посоветуете мне, как действовать дальше…» В одном месте письма она жалуется на агента Коминтерна американку Агнес Смедли, которая, по ее словам, «привела домой иностранных сторонников, и этот особенный дом, прежде использовавшийся для важных дел, теперь провален (?)… Я передала КПК ваш приказ изолировать ее».
34
Армией Гоминьдана в Шанхае командовал некий генерал Ян Хучэн, прежде желавший вступить в коммунистическую партию. О его связи с красными Чан прекрасно знал. Ян тесно сотрудничал с Шао.
35