Первый час Андрей вдали от жены реально отдыхал. Поначалу все ещё пылал от возмущения, затем начал успокаиваться, выпил кофе, просмотрел отчёт, и, наконец, понял, что может дышать, а не пыхтеть от злости. Ненадолго отвлёкся от работы, откинулся на кресле и обвёл взглядом кабинет, стол свой погладил. Но долго чувство благодушия не продлилось, после передышки вернулись мысли о жене, но теперь он думал о ней уже без лишних негативных эмоций, просто размышлял, почему он так остро на неё реагирует. Нет, конечно, понятно, спать с женщиной в одной постели уже достаточно долгое время и не иметь права к ней прикоснуться — это испытание, он ведь нормальный мужчина. Но ещё недели две назад физическое неудобство и неудовлетворённость сглаживали вечера, проведённые вне дома. Можно было сбросить раздражение, освободиться от ненужных в постели с нежеланной женой желаний, а вот в последнее время не помогало, никак. Только напивался, а удовольствия никакого, и, в итоге, дома бесконечные скандалы, и к «Зималетто» они не имели уже никакого отношения. Он хотел Катю, он без конца вспоминал, как и что у них было полгода назад, и спать рядом с ней не мог. Для того, чтобы уснуть, нужно было как следует разозлиться, с Катей поругаться, таким образом выпустить пар, и тогда уже он поворачивался к ней спиной, получив хоть какую-то разрядку, пусть эмоциональную, а не физическую, и засыпал. И его влечение к этой шантажистке и притворе совсем не радовало. Он ведь клялся себе, что если между ними и будет секс во время этого скоротечного брака, то с его стороны эти действия будут направлены лишь на моральное и психологическое разрушение противника. А вот теперь Андрей в своих силах и намерениях уверен не был, сомневался в собственной сдержанности и трезвости мышления. А это никуда не годилось. И получалось, что он злился на жену, та в ответ злилась на него, и всё чаще их обоюдные упрёки и обидные слова лежали в горизонтальной плоскости. Но Жданову нравилось, как Катя краснеет от смущения, но, в пылу ссоры, пытаясь его уязвить, бросается словами и выражениями, которые при обычных обстоятельствах никогда бы не произнесла. Это странно, но ему, вообще, нравилось ругаться с женой. Катя забывала, что нужно закрываться и таиться, и они со вкусом скандалили, но Андрей всё чаще ловил себя на мысли, что он предпочёл бы заканчивать их ссоры немного по-другому, а не просто расходясь по разным комнатам и хлопая дверями.

После обеда все собрались в конференц-зале, обсудить подготовку к показу. Говорила в основном Кира, у неё было много предложений и идей, Андрей слушал и кивал. А когда Катя осторожно Киру перебивала, намекая, что нужно думать о бюджете, смотрел на жену вопрошающе, а Воропаева одаривала Пушкарёву недовольным взглядом, словно та ей каждым своим словом кислород перекрывала. В конце концов, заметив, что Катя снова собирается что-то Кире наперекор сказать, Андрей накрыл руку жены своей ладонью и чуть сжал. Она послушно промолчала, но взгляд был весьма выразительный.

— Что ты взъелась на неё, — удивился он, когда все начали расходиться. На кресле развернулся и на Катю посмотрел. — Слова ей сказать не давала.

— Зачем говорить о том, на что у нас нет денег?

Андрей хмыкнул.

— Обычно это я говорю: на это денег нет!

— Ты говоришь в целом, а я в частности. Мы не можем позволить себе настолько развёрнутую рекламную компанию.

— Вообще не можем?

— В данный момент.

— Точно не можем?

Катя непонимающе посмотрела.

— Ты о чём?

— Ну… Не совсем понимаю, для кого ты экономишь.

— Андрей, надеюсь, ты не серьёзно говоришь.

— Я не говорю, я спрашиваю.

— Да? — Катя поднялась и посмотрела на него сверху вниз. — Тогда я отвечаю: нет! Я не для себя стараюсь, а для «Зималетто».

— Хорошо, если так.

Катя кивнула.

Дверь конференц-зала распахнулась, Малиновский стремительно вошёл и сходу начал:

— Палыч, есть предложение на вечер!.. — Увидел Катю и замолк. Только поинтересовался: — Ты ещё здесь?