– После команды «Разойдись!» первые номера отходят на тот край поляны к старшине Белоножко. Вторые – на этот край, к младшему лейтенанту Неймарку! Вольно! Разойдись!

На нужном краю нас собралось десятка полтора человек. Старшина ожидал возле окрашенной в зеленый цвет повозки. На вид ему было лет за сорок, рост метр шестьдесят, но крепенький. Оглядел нас внимательным взглядом, поздоровался, достал из командирской сумки на боку листок бумаги и переписал. Потом перекличку сделал. Да, действительно шестнадцать получилось.

– Ну что, сынки, в колонну по два стройся! И по моей команде за повозкой маршируй! Галеев! Ты скоро там, горе мое лютое?

– Щас, щас!

Это уже донеслось из кустов. Через минуту оттуда выскочил красноармеец, поправляя обмундирование, и заскочил на передок повозки.

– Вот позоришь наш полк перед прибывшим пополнением! Это тебе не родной колхоз, где все ждать будут, пока ты нужду справляешь, а война! Трогай уже! Товарищи красноармейцы! За повозкой – шагом…арш!

Я предусмотрительно пристроился в хвост колонны, чтоб народу шаг не сбивать. Старшина на повозку не сел, а идет с нами: то впереди нашей колонны, то сбоку зайдет, то сзади. Интересно, для чего это он? Наверное, чтоб посмотреть, кто как идет и нет ли отстающих.

Шли мы довольно долго, с час, а то и больше. В этом времени у меня часов не было, потому промежутки я определял приблизительно. То по проселочной дороге, то по полю, то по лесной дороге. Разок пришлось повозку общими усилиями через ручей перетаскивать. В конце концов мы прибыли к какой-то микроскопической деревушке в три двора и зашли во двор крайнего дома. Галеев с повозкой с нами не остался, а поехал еще куда-то. Старшина построил нас во дворе в две шеренги, а сам пошел в дом.

Пока мы его ждали, я осматривался. Возле сарая стоят какие-то ящики, побольше, чем снарядные и патронные. Интересно, что в них там? И не взорвется ли? Из дома периодически выходили командиры и красноармейцы и шли либо бежали по своим делам. Возле крыльца стоял часовой, но он ни у кого ничего не проверял. Еще я заметил телефонные провода. А слева от меня кто-то в шеренге запаленно дышит, словно он не шел, а бежал. Скосил глаза – ну не дивно, мужику на глаз лет пятьдесят, в таком возрасте бывают еще о-го-го мужики, но есть и не сильно здоровые. Его, наверное, в здешний обоз определят.

Вскоре из дома вышел командир с тремя кубиками на петлицах, за которым следовал наш старшина. Подошел к шеренге, поздоровался с нами и спросил, у кого есть просьбы и претензии. Про поесть спросили сразу же. И добавили, что уже два дня не ели. Старший лейтенант ответил, что сейчас всех распределят по подразделениям. И будет специально приказано покормить.

Еще вставился я и спросил насчет оружия. Мне повторили насчет подразделений. Ладно. Дальше старший лейтенант спросил, есть ли радисты, связисты, артиллеристы, минометчики. Связист нашелся один, артиллеристов – два.

А дальше связисту сказали, куда идти в полковую роту связи, артиллеристы пошли за специально вызванным связным. Того бойца, что запаленно дышал, забрал с собой старшина. Остальных разбили на две группы, велели стоять вольно и ожидать. Ждать пришлось не так долго. Мою группу снова повели, и шли мы еще и шли – через болотце, леса и поля. Однажды попали под артиобстрел залегли, пережидая. От него раненых и убитых не было, но были перепачканные, ибо залегать пришлось на краю болотца. Не всем досталось сухое место.

Дальше был штаб батальона. Двоих распределили в минометную роту, а остальных по одному-два отправили в стрелковые роты. Пулеметной роты в батальоне, как оказалось, не было. Тут я сначала загрустил, а потом подумал, что можно и порадоваться. Пехотный пулемет и водички требует, и таскать его больно невесело. Одно дело, что мы его таскали от дота к открытой площадке и обратно, другое дело – этот же станок переть целый суточный переход.

Меня и еще одного парня направили во вторую роту, и мы зашагали за связным. Позиция роты растянулась почти на километр, частично по краю озера, частично по впадающей в озеро речке. При подходе к ней связной нас остановил и ввел в курс дела. Ходов сообщения по всей протяженности нет, оборона очаговая, потому двигаться надо аккуратно. Снайперов у немцев нет, но их пулеметчики очень стараются, да и минометчики тоже. Потому надо глядеть, видна ли позиция немцев, за разные складки местности прятаться, при обстреле особенно. Ночью немцы активно светят ракетами, поэтому, если взлетела ракета, а ты не в траншее, тотчас кидайся носом в землю, потому что их пулеметчики сразу режут очередью.

Наш Алибей их старается выцелить, но их много, а он один. И позиции, гады, меняют. Когда бьют минометы, то лучше от них прятаться в воронку, тогда защита со всех сторон, потому что осколки летят низко над землей. Но мина может и в саму воронку ухнуть, тогда уже – «со святыми упокой». Если нет воронки, тогда за холмик или камень – хоть с одной стороны защита есть.

Закончив «инструктаж по ТБ», связной повел нас в обход, чтоб мы пришли к ротному с тыла и под обстрел не попали.

Ротный командир жил в блиндаже, только блиндаж у него был ненадежный – всего один накат, да и тот накатом назвать сложно: там не бревна, а скорее – жерди, землей присыпанные. Не знаю, от чего такой блиндаж защитит – разве что от стаи перелетных птиц.

При нашем появлении ротный что-то писал в толстом блокноте. Увидев нас, поднялся, скинул шинель с плеч. На петлицах – по одному кубику, на груди – орден Красной Звезды. Роста он высокого, аж упирается головой в этот «накат».

– Здравствуйте, товарищи красноармейцы! Добро пожаловать к нам во вторую роту. Я ее командир, младший лейтенант Тимофеев. Пополнению мы всегда рады, особенно если бойцы обстрелянные. Представьтесь да скажите, кто где служил до нас и какая у него воинская специальность. Только голос сильно не напрягайте, чтоб нашего политрука не тревожить, пусть он отлежится после приступа малярии.

– Красноармеец Спиридонов, сорок восьмая стрелковая дивизия, отдельная рота химической защиты. Но воевал больше стрелком. Последние три дня меня к какой-то части присоединили, но что это за часть и что она делала, даже не знаю.