Еще Вовка медитацией увлекался. Он объяснял, что в ней сам себя в гипноз вводишь – и можно так успокоиться, когда тебя обидели, отдохнуть, если сильно устал, и даже сверхспособности развить. Потом я еще с одной девчонкой встречался, она тоже медитацией увлекалась. Но не из-за интереса к восточному, а потому что в каком-то бабском журнале вычитала, что этим многие кинозвезды увлекаются. Но она честно призналась, что, сколько ни пыталась, в транс войти не смогла. И просветление тоже не снизошло.
Вовка же в итоге с катушек съехал. Сначала была философия, потом трава, потом герыч. А после он из окна выбросился. Иногда я про него думал, что это он так медленно с катушек съезжал – сначала это, потом следующее, а потом вообразил себя не торчком, а богом, и захотел полетать.
Или, может, эта восточная философия – такая ядовитая штука, что русские мозги от нее отравляются? Но, может, только мы думаем про эту философию, что она такая заковыристая и отравная, а на самом деле она не такая? Ведь живут же там миллионы крестьян и рабочих, которые не могут так мыслями извращаться, как мудрецы в монастырях? И не учены либо совсем, либо частично, чтоб все эти умопомрачительные слова повторять и использовать?
Надо будет попробовать про эту философию что-то почитать самому. Вовка мог и перекрутить по-своему или не так понять… Ящик показал дно. И диски кончились. Сейчас нам что-то другое придумают. Вот ход сообщения к этому БОТу – мелковатый, в нем только на карачках безопасно двигаться. Тьфу, еще и на это удачу потрачу! Тьфу на эту философию!
От двукратного «тьфу» удача сохранилась. Пришел Волынцев и повел нас к другому БОТу, тоже диски заряжать. А после в недавно построенном дзоте делали стол для пулемета и дверь сколачивали да навешивали. Так прошло время до обеда, в трудах да заботах.
На обед дали щей с капустой, только в них еще и гречка была добавлена, чтоб два блюда совместить. А на третье что-то вроде морса. Я так думаю, что на клюкве, но точно б не сказал.
В послеобеденный отдых я все размышлял, как мне быть, коль вскоре немцы заявятся? Оружия как не было, так и нет. И не только у меня. Размышления привели меня к идее превратить малую лопатку в оружие. Это я не сам додумался, а вспомнил Сашку Лысого. Их в десанте много чему учили, чтоб воевать чем угодно. И пользоваться лопаткой как оружием – тоже. Сашка нам даже показывал, что эту лопатку можно метать как топорик, и она глубоко в дерево входит. Мы тоже Сашкину лопатку метать пробовали, но у нас так здорово не выходило. Еще Сашка рассказывал, что это немцы придумали – использовать лопатки как оружие в Первую мировую[12]. Все ими пользовались по делу, а они – еще и так. Сашкина лопатка несколько отличалась от моей, она была пятиугольной, а у меня четырехугольная. Потому Сашкина и была больше похожа на оружие, а моя – на инструмент. Ну ладно, сойдет и эта. Попросил Пашу Черного покрутить ручное точило, и заточил ее. Паша удивился, что я совсем не тупую лопату так точу, но покрутил. А я ему объяснил, что он не зря мучился, вертя точило, а оружие делал. Пашка удивился снова, но, когда я ему предложил его лопатку заточить, отказался. Может, он и прав: ведь если даже тупой лопаткой по руке сильно приложишь, то будет «ой-ой-ой». Но прав и я, потому что если острой лопаткой рубанешь, не обязательно будет бить со всей дури. Можно будет и вполсилы. Так что вскрытие покажет, как ответили мужику врачи, когда он спросил, от чего он умрет, если сегодня напился паленой водки и закусил гнилой колбасой.
Сегодняшний обед стал необычен не только этим. Прилетел немецкий самолет. Я-то его не разглядел, но Коля – тот, который рассказывал про это чертово озеро, по которому острова плавают, – разглядел кресты на крыльях и фюзеляже. Глаза у него острые, он ими видит, как будто в бинокль глядит. Спустя часок пожаловали еще три самолета и пошли на Кингисепп. А вскоре откуда-то с той стороны донеслись разрывы бомб. Я посчитал взрывы, и у меня получилось сорок восемь. Считали и другие, вышло у всех разное число – от сорока двух до шестидесяти. Кто знает, бомбили ли они город или где-то рядом себе цель нашли, но я подумал, что они могли разбомбить уходящих на восток беженцев. Представил себе это, и мне стало нехорошо. Вспомнил и виденные мною на дороге тела убитых, и рассказы двоюродного брата Миши, который добровольцем в Югославию уехал, а остальное фантазия дорисовала. Получилось что-то кровавое и страшное.
Поэтому я подумал еще немного и сказал себе, что те, кто сюда пришли и здесь людей убивать начали, жить не должны. И место им – в здешней земле, в качестве удобрения. А тех местных, кто им захочет помогать убивать наших (это я вспомнил рассказы Миши о зверствах хорватов), – в самое гнилое болото. На радость кикиморам.
Сегодня снова рыли ходы сообщения. Вообще-то хотелось бы поближе к оружию быть, но это желание сбылось только ближе к вечеру, когда для нас провели занятие по борьбе с танками. Но оно было не очень подробным. На плакате показали, какие у танка уязвимые места и что с ними нужно делать. Надо стрелять бронебойными пулями по смотровым щелям танков, а когда танк приблизится – ему надо под гусеницы кидать либо связки гранат, либо специальную противотанковую гранату. Когда танк переползет через траншею – ему на мотор надо бросать бутылку с горючим, предварительно запалив на ней фитиль. Бутылку с горючим и специальную гранату нам сегодня не показали, но показали, как из пяти гранат сделать связку. Связок было две – из настоящих гранат и из спортивных. Спортивную связку пустили по рядам, чтоб все ее могли потрогать, а настоящую дали только посмотреть, как она выглядит. Но лейтенант, проводивший занятие, сказал, что это еще не все, будут еще занятия и тогда практики будет побольше. Спортивную связку я в руках подержал – увесисто получилось, наверное, с пару килограмм. Если бы еще знать, как с такой гранатой обращаться. У нас в школе были плакаты с изображениями гранат, оставшиеся от советских времен, но именно таких на плакатах не было. Спросил Пашу, Колю, Митю – умеют ли они с такой гранатой обращаться. Они сказали, что нет. Ладно, проявим инициативу.
За ужином я подошел к Волынцеву и рассказал про это. И попросил нам хоть на пальцах объяснить, как с гранатой обращаться. Из винтовки-то мы все стреляли (хотя как – это отдельный разговор), а тут – полное незнание. Волынцев задумчиво глянул на меня, а потом сказал, что я молодец. Он этот вопрос упустил за бесконечными хождениями туда-сюда и постоянным раздроблением взвода. Завтра он попробует на складе боепитания раздобыть гранаты и показать нам. А если будет возможность – то и заняться метанием. Если он сам не добьется, то задействует взводного. Метать снаряженную – это как начальство разрешит, поскольку меры предосторожности соблюдать надо. А вот спортивную гранату – это вполне можно. Благо она по размерам и весу с боевой совпадает. Тут они с Островерховым стали обсуждать, кто из них с какими гранатами знаком. Островерхов сказал, что знаком с гранатой образца четырнадцатого года и с французской «лимонкой». Волынцев ответил, что французская не подойдет, потому что у нее запал сейчас другой. Граната образца четырнадцатого и сейчас состоит на вооружении, только на нее сейчас надели оборонительный чехол, чтоб больше осколков от нее было. Он с ней знаком, а также с гранатой РГД-33, связку из которых сегодня показывали. Так что завтра ждет нас не только работа, но и боевая учеба.
Кино сегодня не было, так что вечер прошел за рассказами о доме. Утро тринадцатого августа выдалось прохладным и ветреным. Правда, прохлада и ветер малость уменьшились ближе к полудню, но все же день оказался нежарким. Волынцевский взвод и наш герой в его составе опять занимались земляными работами, потом усиливали уже имеющиеся проволочные заграждения. Волынцев раздобыл две гранаты РГД, потому в обед и перекуры бойцы учились. А Островерхов и красноармеец Моня Скобликов, раньше работавший на Балтийском заводе, совершили трудовой подвиг, сделав учебный аналог РГД. Граната, естественно, была деревянной, и часть операций по ее подготовке приходилось лишь изображать, но на ней можно было отработать все этапы приготовления гранаты к бою. Моня особенно гордился тем, что смог сделать имитацию предохранительной чеки, которая тоже сдвигалась. Бросать учебную гранату Волынцев не разрешил, ибо «запал» конструкции Островерхова при броске вылетал.
А вечером было еще одно занятие по борьбе с танками, где бойцам и младшим командирам продемонстрировали полученные бутылки с зажигательной смесью, присланные из Ленинграда. Противотанковых гранат пока не было, но их обещали. Вчера говорилось о бутылках с самодельным воспламенением, то есть фитилем из тряпки, а ленинградская «стеклянная артиллерия» имела специальную ампулу для воспламенения. Про горючую смесь сказали, что она на основе бензина, поэтому если она протечет на тело, то ничего особо страшного не будет, смесь сама испарится. Но вот если при этом сломать ампулу-воспламенитель, то человек может и сгореть. Поэтому с бутылкой надо быть осторожнее.
Еще вечером была культурная программа. Политрук читал сводку Совинформбюро, а после еще раз показали «Чапаева». Третьим номером культурной программы было обсуждение в кулуарах, кто сколько раз смотрел «Чапаева». Рекорд поставил Коля, который смотрел девять раз. Оказывается, муж его сестры был киномехаником, чем Коля пользовался. Островерхов и Саша, смотревшие по три раза, оказались самыми отстающими.
В обед опять прилетал немецкий разведчик, после визита которого была бомбежка. На сей раз немцы бомбили где-то севернее расположения роты. Вечером Митя спросил про эту бомбежку лейтенанта, проводящего занятия по борьбе с танками, и тот ответил, что бомбили деревни Калмотка и Жабино. Несколько домов сгорело. Были ли жертвы – лейтенант не знал. Волынцев потом сделал Мите втык за вопросы не по теме. Митя стал мучеником борьбы за свободный доступ к информации, поскольку начал пререкаться со старшим по званию и заработал наряд вне очереди за «злобесная претыкания», как выражался покойный царь Иван Грозный, за свою выдающуюся жестокость прозванный Васильевичем. Кто наградил его столь леденящим душу прозвищем – мнения расходятся. Говорят, что именно Дюма-старший. Автор приносит извинения, если ошибся и кто-то еще раньше Дюма-отца так назвал старшего сына Елены Глинской, великой княгини Московской…
Бойцы устроились спать и не ведали, что фронт Лужской группы прорван и немцы выходят в тыл укрепленному району. Немцы продолжали наступать и в районе Нарвы. Сегодня погибла Чудская военная флотилия. Завтра укрепленному району придется занимать оборону восточнее города, прикрывая Кингисепп и основную позицию от удара с тыла. Бойцов подымут перед рассветом, и… «дан приказ: ему – на запад, ей – в другую сторону». Четвертая рота уйдет прикрывать район с востока и погибнет в боях по большей части уже 15—16-го числа. Вслед за ней поляжет и третья рота. Вторая рота останется в резерве. А рота, где служит герой, станет на пути немцев, наступающих и с запада, и с востока. Ждать их осталось недолго, ведь Нарва падет 17-го числа. А от нее до старой границы, вдоль которой выстроились доты укрепрайона, совсем недалеко. Герой этого не знает, он сейчас спит и видит сон, что он очутился в Питере, в своем времени и идет по улице. Прохожие оглядываются на него, но не очень часто. Реконструкторское движение набирает обороты, и теперь на улицах вы сможете увидеть и рядового РККА, и белого офицера Северо-Западной армии. Встречаются и финские егеря, и солдаты вермахта, и солдаты кайзера. Ключа от дома у него нет, поэтому он поставлен перед выбором – либо пойти на работу к Катьке за ключом, либо к себе на склад и объяснять, что не запил, а пал жертвой готского колдовства, и, рассказывая об этом, он не бредит, а говорит чистую правду. Но выбор варианта поведения совершить ему было не суждено. Спящий рядом Моня во сне толкнул Сашу и разбудил. Саша заснул снова практически сразу, но в этот сон уже не вернулся. Теперь ему предстоит спать и видеть сон про постройку дачного домика – до момента, когда роту поднимут по тревоге.
Вчерашняя сводка Советского информбюро рассказывала, что бои идут на «Кексгольмском, Старорусском, Смоленском, Белоцерковском направлениях. Несколько дней назад наши войска оставили гор. Смоленск».
Через два часа наступит рассвет четырнадцатого числа. Через час подымут роту. С умыванием придется очень поспешить, зато завтрак подождет.
Следующим вечером передадут о боях, идущих на всем протяжении фронта, и о том, что нами оставлены Кировоград и Первомайск. Кировоград был оставлен больше недели назад, пятого числа, а Первомайск – еще третьего.