Она хихикнула:
– Больше не могу говорить, извини.
Утром, когда я проснулся, Арне был уже на ногах. Не помню, чтобы я когда-нибудь вставал с постели первым.
Я не видел его, но слышал голос и, поскольку это был монолог, понял, что Арне беседует с девочкой, которая прячется в лесу.
Я не ошибся: «дикая кошка» стояла на том же месте, что и вчера.
Я не говорил о ней Арне, не предупреждал, что она пуглива и неразговорчива, но его, похоже, это нисколько не смущало.
Он говорил, она молчала, но ему было все равно.
Увидев меня, малышка вздрогнула, но осталась на месте.
– Привет, – поздоровался я.
– Доброе утро, – отозвался Арне.
– Бодиль звонила, – обратился я к девочке. – Она на Канарах. Она говорила тебе, что собирается туда? Передавала привет.
Я понятия не имел, знает ли малышка, где находятся Канары, и зачем мне понадобилось ей врать.
Она не отреагировала.
Я поставил воду для кофе, поджарил два яйца с беконом и спросил девочку, не желает ли она чего-нибудь: молока или сока.
Она молчала.
– Хватит болтовни, девочка хочет кофе, – ответил за нее Арне и повернулся к лесной дикарке. – Правда?
Прошла целая вечность, прежде чем она кивнула.
Так за пару дней моим гостям, Бодиль Нильссон и Арне Йонссону, удалось добиться того, над чем я безуспешно работал целое лето: они заставили этого странного ребенка хоть как-то реагировать на человеческую речь.
Мы с Арне завтракали на веранде, а малышка встала со своей чашкой в сторонке и оперлась на перила. Кофе был черный, без сахара, не такой, какой обычно нравится детям.
Я поднялся из-за стола и вышел на лужайку перед домом. Она насторожилась, однако, убедившись, что я не собираюсь ее трогать, расслабилась и уставилась на меня.