Он снял рубашку, перегнулся через стол и позвал мать.

Она явилась не сразу. Когда мать пьяна, трудно понять, что у нее на уме.

Наказание длилось столько же, сколько звучала «Living doll»: две минуты и тридцать семь секунд, правда мать разнообразила удары как в плане силы, так и темпа. Когда он кричал, она сердилась и била с размахом.

Завидев ее в тот раз, он испугался по-настоящему. Мать была пьяна, ее шатало, и в углу рта дымилась вставленная в мундштук сигарета. Он сам не знал почему, но замер при виде ее, не в силах сдвинуться с места.

– Чего стоишь, – зарычала мать. – Чего ждешь? Ложись и дрочи, гаденыш.

Потом она рванула штаны, вытащила и погасила сигарету о головку его члена.

Тогда он закричал.

И с тех пор ни разу не делал этого, вплоть до сегодняшнего дня.

– И не надейся, что это тебе вместо порки, гаденыш.

«Got myself a cryin, talkin, walkin… living doll…» – пел Клифф Ричард.

Глаза застилала голубая дымка. Он засыпал, и ему снились карусель и сахарная вата и отец, который брал его на руки. Когда же боль вернула его к действительности, пришло время заняться раной. Он давно научился оказывать себе первую помощь.

Сейчас в бутике трое мужчин. Один возится с кофейным автоматом, второй рассматривает диски с фильмами, третий разговаривает с Юханной.

Она смеется.

Флиртует.

А он распустил хвост и сыплет остротами.

Погоди-ка…

Да это же журналист!

Что он здесь делает?

Неужели идет по пятам, выслеживает его? А может, это ловушка?

Сердце заколотилось, кровь бросилась в лицо. Нет, нет, конечно же, все не так! Журналист просто остановился заправиться. Это совпадение. Случаются и более удивительные вещи, разве не так?