Крышу венчала параболическая антенна, к гаражу справа от дома вела асфальтированная дорога. В целом квартал состоял из добротных особняков сороковых – пятидесятых годов традиционной постройки, населенных, однако, молодыми семьями. В этом я убедился, когда вышел из машины в самом конце улицы. Во дворах валялись разноцветные мячи, стояли трехколесные велосипеды и пластмассовые автомобили, лежали надувные матрасы. В старых особняках молодые переселенцы поменяли окна на широкие и современные.
Нынче принято жить нараспашку, не то что раньше.
Сады вырубаются, потому что деревья закрывают вид. Вопрос только кому: тем, кто внутри дома, или тем, кто снаружи?
Сад Анн-Луиз Бергкрантц ничем не выделялся среди остальных. Во дворе пестрели обширные и ухоженные клумбы, но из цветов я узнал только герань.
Вокруг было тихо, как на кладбище.
Улочка на окраине Треллеборга лежала словно окутанная сном. Странно, если учесть, что дело происходило в пятницу во второй половине дня, в разгар летних каникул. Я вспомнил, что сегодня Бодиль Нильссон устраивает барбекю для дочери и ее приятелей. Но здесь не слышалось ни детских голосов, ни музыки, и на улицах не наблюдалось никакого движения. До меня не доносилось и привычных для летнего сезона запахов дыма, жженого угля и жареного мяса.
Лишь тонкий цветочный аромат и чуть слышное жужжание насекомых, что только усиливало ощущение пустоты.
Подойдя ближе, я разглядел женщину во дворе, которую заприметил еще возле желтой виллы.
Анн-Луиз загорала в шезлонге с откидывающейся спинкой. В нем можно лежать почти горизонтально, но она сидела прямо, если это она.
В коротко остриженных волосах блестела седина. Анн-Луиз была в темных очках. Рядом на траве лежала собака.
Кажется, лабрадор.
Анн-Луиз сидела неподвижно, подставив лицо послеполуденному солнцу.
Если это она.
По дороге сюда я представлял, как постучусь к ней, как попрошу прощения за то лето, когда жизнь казалась бесконечной. Извинюсь за свое поведение и за то, что когда-то бросил ее на перроне одну и пропал навсегда.
Скажу, что помнил о ней все эти годы.
Потом спрошу, знает ли она, кто прислал мне черно-белый снимок в Сольвикен.
Но сейчас я просто стоял и смотрел.
Я привык врываться в чужие дома, это принято среди людей моей профессии, громко кричать и задавать вопросы, на которые никто не хочет отвечать.
Но сейчас словно оцепенел. Замер на тротуаре неподалеку от стадиона «Вонгаваллен» и смотрел сквозь кусты сирени на женщину в шезлонге, рядом с которой лежала похожая на лабрадора собака.
Потом пес издал странный звук, поднял голову и понюхал воздух.